Цена свободы

Через час после обеда сходили к старосте. Пожилой мужчина долго слушал их историю, качал головой, что-то записывая себе в тетрадь. Напоследок пожелал доброго пути. По дороге к дому дяди Миши троих друзей замучила ребятня – мальчишки крутились вокруг с расспросами, и Михею казалось, что от них не будет отбою. Баня истопилась, и добродушный хозяин зазывал троицу поскорее отмыться с дороги.

– Тезка, давайте-ка в баню, пропариться да кости погреть.

– Ну, спасибо, дядь Миш, удружил! – улыбался Михей.

– Давайте-давайте, в самый пыл-жар!

– Ээ-э-эх, я и забыл, что такое баня, – выдохнул Мороз. – Надо же…

– Ну, пойдем, что ли, шишки парить, Леха. А то как чмо болотное, – загоготал Михей. – Глянь на себя. Зарос, запаршивел. Смотреть противно.

– А ты не смотри, – отмахивался Эстет. – Не баба, чтоб на меня заглядываться.

В парной Леха шумно дышал у приоткрытой двери. Баня давалась ему тяжело. В Михея же, наоборот, словно плеснули сил. Загребая ковшом воду, парень, не жалея, лил ее на раскаленные камни в темном зеве печи.

– Дверь закрой, весь жар выпустишь, – ругался он на товарища.

– Не могу, – задыхался Эстет. – Не по мне такие пытки.

– Что, тяжело? Давай-ка на поло́к, спину постегаю. Не херачили тебя никогда березовыми вениками.

– И не надо.

– Надо, надо! – крикнул Михей и принялся охаживать товарища что есть мочи. – Отмыться и отпариться надо, Леха. Мы завтра домой возвращаемся! Слышишь? ДОМОЙ!

* * *

– Женька, оставайся, – говорил дядя Миша за ужином. Пари́ла из горшка пшенная каша, и над столом плавали ароматы разносолов. Хозяин достал бутыль самогона, разлил «по маленькой». Под стопочку разговоры потекли бодрее и непринужденнее.

Мороз улыбнулся и замычал, уплетая за обе щеки кашу. Они будто успели уже о чем-то договориться с хозяином. После бани все словно преобразились – взбодрились и повеселели.

– Женька у нас оставаться решил, – улыбнулся дядя Миша. – Мы тут ему найдем применение. Он – мужик рукастый, с техникой дружит. Нам такие нужны.

– Надо подумать, – почесал в затылке Мороз. – А чего бы нет? Я где осяду – там и дом.

– Да чего думать! У нас тут девок знаешь сколько? Любую выбирай. Тебе не семьдесят лет. Детей еще успеешь сделать.

Этот аргумент, видимо, оказался самым весомым. Улыбка Женьки не знала границ.

– Ну все, дядь Миш, уговорил. Только прям завтра девок покажешь, слышишь?

– Тьфу на тебя, предатель, – захохотал Михей. – На баб, значит, нас променял?

– От дельного предложения грех отказываться.

– Ну, ты в гости-то заглядывай к нам!

– Да куда он денется, тут всего-то тридцать километров, – улыбнулся хозяин. – Не навсегда же прощаетесь.

* * *

– Ну, бывай, братуха, – Михей и Мороз крепко обнялись. – Спасибо тебе за все. Чини свою колымагу да прилетай к нам в гости.

– Взаимно, – улыбнулся Женька. – Без вас я бы сгнил там у себя, в Бадарах. А тут, глядишь, новую жизнь начну благодаря вам. Девок много, кормят на убой, работой обещали обеспечить. А что еще мужику для счастья нужно?

Над миром висело ясное утро. И хотя август подходил к концу, лето словно расщедрилось на теплые деньки. Над поселком плыли редкие облака – в ту сторону, куда через несколько минут отправлялись Леха с Мишкой. Михей места себе не находил – хотелось скорее сорваться и бежать без остановки. Ночью он тоже спал ужасно – просыпался каждые полчаса, глядел в темень за окном. С нетерпением и тоской ждал рассвета. Он ушел бы еще с вечера, если бы его не вразумили Эстет и дядя Миша. И сейчас он рвался в родную деревню так, словно боялся опоздать.

– Ну, бывайте. Не навек прощаемся.

Они так и стояли на пригорке – дядя Миша и Мороз. Улыбались и махали руками. А потом Михея и Леху затянула дорога. Эстет не поспевал за товарищем и каждые десять минут одергивал его. Мишка сбавлял ход, но его хватало ненадолго. Вскоре он снова забывался и срывался чуть ли не на бег.

Часа через три встали отдохнуть в тенистой роще – перекусили и утолили жажду. Леха выглядел немного уставшим, в Михея же будто влили новых сил. Эстет смотрел на товарища с завистью.

– Вот ты рвешь. Я за тобой еле поспеваю.

– Леха-Леха, – только покачал головой парень.

– Да понимаю все, – заулыбался товарищ. – Ну, еще немного. Ты знаешь, я тут подумал – а может, мне книгу написать?

– Серьезно, что ли? – с сомнением глянул на него Михей. – Про что? Про наши путешествия?

– Ага. Ради исторической точности. Пускай потомки читают, удивляются.

– Домой придем – засядешь, – отвечал парень. – Теперь хоть десять книг напишешь, Леха. Сейчас нам все можно будет.

Солнце резало рощу длинными лучами. Сочилось по листве золото, стекало на траву, и мельтешащая под ногами жизнь жадно глотала его. И во всем этом чувствовалось нечто до ужаса близкое и любимое. Мишке хотелось обнять родной край, прижать к груди. Что-то невыразимое рвалось наружу, и парень не в силах был удержать это. А потом они поспешили дальше, и Леха опять едва успевал за другом.