— Настя, ну что ты начинаешь! — теперь уже и Пашка начал злиться, недовольно тряхнув головой, — а ведь он именно про это и говорил! Школа уже давно в прошлом, мы выросли! А ты никак детские обиды забыть не можешь! А, между прочим, мы уже повзрослели!
— Да что ты говоришь, — с ядовитым сарказмом фыркнула в ответ, прищурившись, — и он решил приехать и продемонстрировать это лично?
— Он решил извиниться! Он хочет, чтобы мы начали нормально общаться! Как взрослые люди!
— И ты ему поверил?
Даже злость схлынула, оставив после себя только жгучую обиду пополам с разочарованием. Пашка, судя по всему, реально верил в то, что говорил. И я не понимала, каким образом Борщевскому удалось заставить его забыть школьные годы и убедить в добрых намерениях. Хотя где доброта, а где Борщевский! Это же разные вселенные!
— А почему нет? По крайней мере, он не истерит и не вешает на тебя всех собак только из-за того, что ты отлупила его учебником в восьмом классе!
Слова друга отдались болью в душе…
Значит, когда я ищу у него поддержку и сочувствие, я истерю? Неужели для него это именно так…
— Ладно, пусть будет по твоему, — киваю почти спокойно, но ноги сами по себе делают полшага назад, лучше слов демонстрируя мое неприятие, — я истеричка, а Егорушка святой и жаждет стать друзьями…но почему ты мне не сказал? Почему надо было делать это втихаря?!
Я ждала ответа, но Пашка молчал. Перетаптывался с ноги на ногу, рассматривая что-то под своими ботинками и засунув руки в карманы толстовки. Вздыхал, словно собираясь с мыслями, а после снова передумывая говорить. Бросал на меня короткие быстрые взгляды…
И я не выдержала.
— Паш? — тихое, но настойчивое, и друга словно прорывает.
— Что, Паш? Боялся я, понимаешь? Боялся, что ты откажешься и просто не приедешь! Просто пойдешь на принцип и все! А это глупо, Настя!
— Может и глупо, — соглашаюсь я, обхватывая за плечи, — пусть так. Но то, что сделал ты — подло. Просто подло, и все.
Рыжий темнеет лицом — это заметно даже в неверном искусственном освещении. Сжимает кулаки и будто становится выше и шире в плечах, но я не боюсь. Точно знаю, что он видит разочарование и обиду на моем лице, и даже не собираюсь прятать своих эмоций. И совсем не уверена, что на этот раз нам удастся легко и просто помириться и начать общаться, как раньше…
Атмосфера между нами становится все гуще и взрывоопаснее. А мы все стоим, продолжая буравить друг друга взглядами…
— У вас все в порядке?
Голос Владимира врывается так неожиданно, что я отшатываюсь назад. Повезло, что не падаю, но на миг зрительный контакт с Пашкой разорван, а следующий установить уже не получается.
Рыжий встряхивается и только раздраженно машет рукой, кивнув на меня.
— Присмотри за ней…
А сам уходит, не оглядываясь.
Оставляя удивленного сводного брата и подавленную меня молча смотреть ему вслед.
Мда…вечер определенно удался…
Глава 4
Рыжий доходит до стола и галдящей компании подвыпивших студентов, даже не подозревающих о произошедшей между нами ссоре. Плюхается на свободный стул, как раз рядом с Борщевским, и щедро наливает себе виски, разбавляя газировкой едва ли на треть. Опрокидывает все это в себя залпом и даже не морщится, тут же взрываясь громким хохотом на какую-то шутку.
Даже не оглядываясь на меня.
Словно ему и в самом деле все равно.
От обиды перехватывает дыхание, а мир смазывается…
— Я не вовремя?
Вздрагиваю и резко поворачиваю голову, отрываясь, наконец, от бесполезного созерцания спины друга.
Владимир смотрит на меня снова серьезно и с таким видом, будто это я вторглась в его личное пространство и помешала разговору. Без сочувствия, без улыбки, только с легким недовольством, которое на этот раз бесит настолько, что даже слезы, выступившие на глазах, высыхают в один миг.
Все эмоции, не нашедшие выхода до этого момента, трансформируются в запредельное раздражение, отключая здравый смысл напрочь. И хмурое выражение лица сводного брата Пашки лишает меня даже мук совести, когда с губ срываются резкие слова.
— А ты сам не догадываешься?
С трудом сдерживаюсь, чтобы его не оттолкнуть. Только разворачиваюсь на пятках, намереваясь сбежать в одинокую темноту, чтобы остыть и хорошенько все обдумать. Успокоиться и решить, что же делать со всем этим дальше.
Но парень, очевидно, оказался непробиваемее, чем я думала.
Потому что, проигнорировав мой тон и неприветливость, шагнул следом…
— И для тех, кто до сих пор нихрена не понял — не надо за мной ходить! И следить за мной тоже не надо, не маленькая!
И, не оглядываясь, устремилась прочь, едва не срываясь на бег.
Черт бы побрал этого Владимира!
Черт бы побрал Пашку!
И меня заодно…
Сколько я бродила вдоль забора, не знаю. Специально ходила туда-сюда вдоль угла за домом, чтобы не видеть и не слышать никого, а желающих составить мне компанию, слава Богу, и так не нашлось. Успела успокоиться, разозлиться и снова успокоиться, замерзнуть и проголодаться. Последнее, если честно, удивило — обычно стресс надолго отбивал у меня аппетит. Но видимо запах жарящегося на костре мяса способен перебить устоявшиеся привычки и принципы.