— Если мы сумеем стать сильными, — отозвался Ота. — И я не знаю, сумеем ли мы сохранить корабли. У нас одиннадцать больших городов и только боги знают, сколько предместьев. Мы говорим о переезде полумиллиона нашим мужчин в Гальт и получении обратно полумиллиона женщин.
— Ну, отправив в Гальт тех, кто может сражаться, мы делу не поможем, — сказал Синдзя.
— Зато Гальт может сражаться, — сказал Данат. — У них есть опыт войны на море, есть боевые корабли и ветераны.
Ота увидел, как на лице Синдзя появилось задумчивое выражение. Он дал молчанию продлиться.
— Мне это не нравится, — наконец сказал Синдзя. — Даже не знаю, почему, но не нравится.
— Мы все еще считаем свои проблемы своими, — сказал Данат. — Попросить Гальт сражаться за нас может показаться странным, но таким образом они защитят и свою страну. Через поколение Чабури-Тан будет как их городом, так и нашим.
Ота почувствовал в груди странное давление. Все это было правдой, конечно. Он провел годы, осуществляя свой план объединения государств. И, тем не менее, когда Данат откровенно сказал о том же самом, ему было трудно это услышать.
— Есть еще кое-что, — сказал Синдзя.
— Баласар? — спросил Ота.
Синдзя наклонился вперед, сплел пальцы на колене и нахмурился. Помолчав, он заговорил:
— Да. Да, он.
— Он простил меня, — сказал Ота. — Возможно, вы оба…
— При всем уважении, Ота-тя, — сказал Синдзя. — Ты был его врагом. И это честная позиция. Я нарушил свою клятву, солгал ему, убил его лучшего капитана. Он — человек, который любит преданность, а я был одним из его людей. Это не то же самое.
— Возможно, — согласился Ота. — Возможно, не то же самое.
— Баласар-тя не тот человек, который может повести флот, — сказал Данат. — Или, при всем уважении, ты, Синдзя-тя.
— Да, конечно, мы этого не можем, — сказал Синдзя. — Мое руководящее положение не при чем, мне не нравится сама идея. Просто… Но мальчик прав, Ота-тя. Смешанный флот, наши корабли и их, может потопить пиратов. Это лучшее решение. Я не знаю, сможем ли мы договориться с Гальтом, но об этом стоит подумать.
Ота почесал ногу.
— Фаррер-тя, — сказал он. — Новый отец Даната. У него есть опыт морских сражений. Мне кажется, он ненавидит всех нас вместе и по отдельности из-за будущего брака Аны-тя, но он — самый подходящий человек.
Данат сделал большой глоток воды и усмехнулся. Это сделало его моложе.
— После того, как церемония закончится, — сказал Синдзя. — Мы получим этого гальта пьяным и счастливым; вот тогда и посмотрим, сможем ли мы заставить его подписать какое-нибудь обязательство, пока он не протрезвеет.
— Если бы это было так просто, — возразил Ота. — С их Высшим Советом, Низшим Советом и Конклавом, каждый шаг — все равно, что заставить кошек встать в прямую линию. Глядя на их действия, я просто поражаюсь, что они сумели собрать средства на военную компанию.
— Тебе надо поговорить с Баласаром, — сказал Синдзя.
— Поговорю, — ответил Ота.
Они перешли к другим темам. Некоторые были весьма трудными: ткачи и каменщики на побережье начали предлагать деньги подмастерьям, так что ближайшие фермы теряли руки; налоговые поступления из Амнат-Тана оказались меньше, чем ожидалось; рейды северян стали хуже. Другие были безобидны: при дворе в моду вошли платья из гальтской ткани; суда стали быстрее двигаться по рекам, потому что научились использовать котлы вместо гребцов; и, наконец, Эя прислала сообщение, что помогает целителям в Патае, очень занята и не сможет приехать на свадьбу брата.
Ота помедлил, еще раз перечитывая письмо, написанное четким ясным почерком дочки. Простые слова, грамматика официальная, но подходящая. Она не обвиняла его и не спорила с ним. Было бы лучше, если бы наоборот. Злость, по меньшей мере, не расстояние.
Он обдумал последствия ее отсутствия. С одной стороны, все заметят, что семья императора не полностью собралась. С другой, Эя порвала с ним все отношения много лет назад, когда его нынешний план был только грубым наброском. Будучи здесь, она бы только напоминала женщинам городов, что они, в определенном смысле, выброшены на помойку. У следующего поколения не будет матерей из Хайема, и то, что их отцами будут не гальты, являлось, в лучшем случае, слабым утешением. Он сложил письмо дочки и сунул в рукав; мысль о том, что отсутствие Эи к лучшему, омрачала сердце.
Ота ушел в свои комнаты, отослал слуг и лег на кровать, рассеянно глядя, как бледный полог колышется под еле ощущаемым бризом. Как странно — быть дома, слышать на улицах родной язык, чувствовать воздух, который он вдыхал в юности.