Цена весны (ЛП)

Ана и ее родители тоже сейчас отдыхают, сидя, возможно, на веранде, выходящей на искусственный пруд с карпами-кои и перекинутый через него мостик. Возможно убрали раздвижные стены, что пустить внутрь воздух. Будучи в возрасте Даната, Ота несколько раз бывал в доме поэта в Сарайкете; тогда он дружил с Маати Ваупатаем и они вместе пили вино. В другой жизни. Он закрыл глаза и попытался представить себе комнаты, которыми они были тогда, когда поэт Хешай и Бессемянный еще находились в этом мире. Нагромождение свитков и книг, зола в камине, запах благовоний и старого вина. Он не сознавал, что заснул, пока Бессемянный не отвернулся, с ухмылкой; только тогда Ота понял, что это сон.

Его разбудил человеческий голос. Солнечные лучи падали под другим углом, день почти прошел. Ота сел, пытаясь сосредоточиться. Слуга опять заговорил:

— Высочайший, церемония приветствия начнется через полторы ладони. Должен ли я сказать Госпоже вестей отложить ее?

— Нет, — слабо ответил Ота, спросив себя, сколько времени слуга пытался разбудить его. — Нет, совсем нет. Пришли мне чистую одежду. Или нет… пришли их в баню. Я буду там.

Слуга принял позу утверждавшую, что для него приказ — закон. Оте это показалось чересчур, но он давно привык, что остальные играют свою роль более серьезно, чем он. В бане он освежился, встретился с представителями двух высших семейств и торгового дома, связанных с Обаром и Бактой, и разрешил проводить себя к месту большого праздника. Они будут приветствовать бывших захватчиков музыкой, подарками, интригами и, как он подозревал, виной и едой не уступающим по весу дворцам.

Самый большой зал его дворцов открывался в широкий сад цветущих ночью растений. На платформах стояла сеть шептальников, готовых повторять церемониальные приветствия и ритуальные ответы самым далеким слушателям. Ота не сомневался, что по краям садов ждут посыльные, готовые разнести отчеты о событиях еще дальше. Толпа напирала, шум стоял такой, что музыкантов и певцов, которые должны были бродить по саду и петь серенады, отослали домой.

Ота опустился в черное лакированное кресло хая Сарайкета, выпрямил спину и сложил руки так изящно, как только мог. Подушки для Даната, Синдзя и всех остальных высших чиновников Оты находились за ним, наполненные, возможно, на две трети. Остальные, несомненно, находились в толпе, одетой в шелка и украшенной драгоценностями. Сегодня ночью для них другого места не было. Только не в Сарайкете. И, возможно, в мире.

Данат принес ему бокал холодного вина, но из-за шума приветствий и благодарностей разговаривать было невозможно. Данат сел на подушку рядом с Отой. Фарреру Дасину дали не кресло, а целую скамью из розового дерева. Иссандра и Ана сидели на подушках у его ног. Все трое выглядели пораженными зрелищем. Ота поймал взгляд Иссандры и принял позу приветствия, которую она великолепно вернула.

Он перенес внимание на ее мужа. Фаррер Дасин, жесткий и седой. Ота обнаружил, что спрашивает себя, как лучше подойти к этому человеку со своим новым предложением. Несмотря ни на что, он думал о Гальте и собственных городах как о двух отдельных странах, а не как об объединившихся империях. На самом деле Фаррер Дасин и большая часть Высшего Совета считали так же. И все они были не правы, включая самого Оту. Свадьба не только объединит обе семьи, но и свяжет две культуры, два правительства, две истории. Его внуки будут жить и умирать в мире, полностью отличным от того, в котором жил сам Ота; там он был бы таким же чужаком, каким сейчас является в Гальте.

И здесь, в этой ясной ночи, переполненной народом, поворачивается цикл времен. Он был иррационально уверен, что Фаррера Дасина можно убедить возглавить объединенный флот или, по меньшей мере, стать спонсором компании против пиратов, грабящих Чабури-Тан. Они, вместе, это сделают. Вместе они смогут сделать все.

Раздался условный сигнал: заиграли флейты и барабаны, когда на помосте подняли полотняные фонари. Ота встал и толпа перед ним замолчала. Слышался только звук тысячи дыханий, дополненный трелями птиц и стрекотом сверчков.

Ота обратился ко всем тоном, подходящим для этого места; он практиковал его долгие годы. Оказалось, что он изменяет некоторые слова, которые произносил обычно. Вместо того, чтобы говорить только о будущем, он отдал должное прошлому. Он хотел, чтобы каждый здесь знал: в добавление к миру, который они сделают, есть другой мир — в некоторых отношениях хороший, в некоторых плохой, — который они оставляют позади.

Его слушали так, словно он был певцом, на него глядели все глаза. Стояла полная тишина, только сотни шептальников передавали его слова летней ночи. Когда он принял позу, означавшую конец речи, то увидел слезы не на одном лице, слезы людей обеих наций. Он подошел к Фарреру Дасину и предложил ему сказать ответное слово. Гальт встал, поклонился Оте, как равному и вышел вперед. Ота вернулся на свое место, почти не беспокоясь.

— Ты уверен, что надо разрешить ему говорить? — прошептал Синдзя.

— Этого не избежать, — ответил Ота, все еще улыбаясь. — Все будет в порядке.