Папина подруга оказалась человеком щедрым. От какой-то одинокой тетки она получила в наследство квартиру и выразила готовность продать ее, чтобы я смог купить себе жилье в том городе, куда я собрался ехать учить детей «математически разумному и математически вечному», хотя вряд ли доброму. Вероятно, она считала себя отчасти виноватой в том, что ребенка выгнали из родительского дома и оставили без отцовской поддержки. Мне смешно было думать о ее наивном заблуждении, но Прекрасное Око и в этот раз помогло мне изобразить искреннюю благодарность и растроганность.
Итак, я уехал. Купил самую маленькую и самую дешевую квартиру, какую только смог найти, стараясь, чтобы цена оказалась существенно меньше суммы, выданной мне папиной подругой. Разница вышла вполне приличной, позволявшей какое-то время вообще не работать даже после покупки самой необходимой мебели и предметов обихода. Но я все-таки нашел работу. Платили мало, но если брать понемногу из оставшихся после покупки жилья денег, то можно протянуть довольно долго.
Старенькое пианино досталось мне вообще бесплатно: владельцы инструмента были счастливы, что кто-то заберет и вывезет из дома ставший ненужным громоздкий предмет, который только занимает место, собирает пыль и не приносит никакой пользы.
Я жил уединенно и почти ни с кем не знакомился, общаясь лишь с теми, с кем приходилось контактировать по работе. Мне никто не был нужен. Только моя музыка, которая постепенно становилась все более выразительной. Но прошло время, и я понял, что одним лишь пианино мне не обойтись, если я хочу получить тот эффект, к которому стремлюсь. В звучании инструментов я разбирался крайне слабо, ведь у меня не было учителей. Пришлось познакомиться с каким-то утлым дедом, которого я заприметил в магазине, где продавались диски. Дед спрашивал записи Рахманинова и какого-то Рождественского. Про Рахманинова я читал, это имя было мне знакомо, а про Рождественского слышал впервые.
– Рождественский – это кто? – довольно бесцеремонно спросил я дедка. – Тоже композитор?
– Это великий дирижер, – строго ответил дедок и недовольно глянул на меня из-под поредевших от старости белесых бровей.
И тут снова у меня рядом с ухом возникло Прекрасное Око и стало подсказывать слова, прочитанные когда-то и тут же вроде бы забытые. Я действительно очень много прочел за эти годы о музыке, композиторах и музыкантах, и в голове, оказывается, отложились целые фразы. Благодаря помощи Ока мне удалось поговорить с дедком так, что он сказал:
– Если хотите, мы можем пойти ко мне домой, я вам на примерах объясню, чем отличаются друг от друга трактовки разных дирижеров.
А мне только этого и нужно было. Уже через полчаса я сидел в уютной квартирке одинокого дедка и слушал его пояснения:
– Вот здесь главную линию ведут скрипки… А вот это же самое место, но у другого дирижера, и здесь больше слышна партия альтов… Вот это флейта… Это рожок… Это медная группа… Слышите, какой акцент трагичности появляется благодаря тому, что слышно медь? А в другом исполнении – вот послушайте – в этом месте ведут струнные, и возникает ощущение тихой печали, а не трагичности…
Мне было трудно, но я кивал и просил включить еще раз, и еще, и еще. Постепенно я начал слышать, пусть не все, о чем говорил дедок, но ведь еще вчера я и этой малости не знал и не понимал.
Ушел я далеко за полночь, попросив разрешения назавтра прийти еще. И вообще приходить до тех пор, пока в голове не наступит ясное понимание и я не научусь даже мысленно слышать, что и как звучит. Дедок был страшно доволен; похоже, я изрядно скрасил его одиночество. Но дома на меня напал страх: ведь Прекрасное Око сказало, что я должен все сделать сам. А я посмел ослушаться и нашел учителя. Что теперь будет? Око перестанет считать меня Избранным и передаст великую миссию другому? Или сурово накажет меня?
Я промучился всю ночь, не сомкнув глаз, но утром получил ответ: если хочешь что-то сделать – сначала научись, а учиться невозможно без учителей. Ведь те люди, которые написали самоучители, тоже могут считаться моими учителями. И те, кто написал бесчисленные прочитанные мною материалы о музыкантах. Значит, учителя допустимы. Недопустимы помощники. Но помощников у меня нет, не было и не будет.
Мне стало легче. Я выпил бутылку сока с бутербродом и заснул, а когда проснулся – отправился к дедку. Тот ждал меня и даже купил печенья и конфет к чаю. Мне стало неловко, и я дал себе слово в следующий раз ни в коем случае не приходить с пустыми руками.
Так прошло около месяца. И я решился показать ему свою музыку. Принес нотную тетрадь с записанной мелодией, которую я считал на тот момент самой своей удачной. У дедка был рояль, небольшой, кабинетный, и я представлял себе, как он поднимет крышку, поставит на пюпитр ноты и начнет играть. Играть МОЮ МУЗЫКУ. Потом, когда закончит, медленно снимет руки с клавиатуры и восхищенно выдохнет: «Удивительно!» Или: «Потрясающе!»