Цена возвращения

Они вошли через парадный вход. За ними — жирный констебль. Молчащий, но злобно поглядывающий на двоих выскочек, смеющих что-то делать на его территории. Да что там смотреть? Убийца мертва, осталось узнать, кто это, да конфисковать ее имущество. Не забыв отчекрыжить долю в его, господина констебля, пользу. И побольше, побольше долю. Эта шлюха — Черный Валет, а стало быть богата! Удачный сегодня день!

Только эти двое… ну что, что они вытворяют!

Тела благородных господ уже увезли, остались валяться слуги, стражники и сама убийца. Так погрузить их в телеги и прочь, прочь отсюда, пока не завоняли. У кого есть родственники — тех к ним, а остальных на кладбище, закопать — и вся недолга. Да, но вначале отпеть, как истинная островная церковь велит.

Так нет же! Вот что они делают? Мальчишка — ладно, только ходит и что-то высматривает, вынюхивает. Кретин напыщенный! Молокосос!

А его слуга? Трупы шевелит, за руки, за ноги. Одежды раздвигает. Даже платье убийцы расшнуровал, голое тело разглядывает. Извращенец! Говорят, эти двое — галлийцы. Точно, все они там такие, мерзкие.

Вон нашел где-то спицу вязальную, да сует ее прямо в раны покойникам.

Потом потребовал линейку, самую обычную, измерил кровавые следы, что на полу остались. Зачем? Ясно же, что убитых стражников следы. Что-то своему господину сказал, на что-то указал, а тот посмел самого господина маркиза побеспокоить. Тоже ему что-то на полу показывал. Хамло! Никакого почтения ни к его светлости, ни к его горю.

Затем слуга достал из ножен шпаги стражников, рассмотрел, только что не обнюхал. Ножи собрал, их на полу аж четыре штуки валялось. Странные какие-то ножи. Так он их двумя пальчиками взял и аккуратно на стол положил.

Строго приказал… да кто он такой, чтобы приказывать! Но ведь приказал! Чтобы трупы уносили да порядок навели. А сам по комнатам пошел, кухню осмотрел, отхожим местом не побрезговал. Пару часов, не меньше, только на первом этаже это безобразие творилось. Потом на втором, на третьем. Даже на чердак эти двое лазили, даже по крыше ползали с риском свалиться да прервать свои никчемные жизни.

И всюду за собой господина маркиза таскали, как собачку, прости господи. Только на крыше одни были. Но и вернулись оттуда с недовольными рожами.

Лишь когда стало смеркаться, двое безумных стражников объявили, что работу они закончили. Констебль потребовал отчитаться, назвать имя убийцы и адрес, где краденое хранится. Но был послан очень далеко. Настолько, что другого бы за такие слова на виселицу следовало определить, за оскорбление власти.

Однако эти двое сами были властью. Той самой, что дают капиталы купцов да промышленников — тех, кто и обеспечивает богатство и процветание хранимой богом империи. Тех, с кем не желает ссоры сам Император.

Констеблю объяснили, что из дома господина маркиза, находящегося в его юрисдикции (демон, откуда они слова-то такие знают), ничего не похищено, соответственно, ни о каком возмещении и о его, констебля, доле с найденного не может быть и речи. А до того женщина грабила дома купцов, так что розыском похищенного там занимается стража купеческой гильдии. Которая и получит свой причитающийся по закону процент.

Однако запретить констеблю отправиться к жилищу убийцы стражники не могли. Тут он был в своем праве.

Служители закона подошли к цирковому городку, уже готовящемуся к отъезду, и встречены были господами артистами неласково. Вообще никакого почтения не выказали. Лишь когда Юбер сообщил о смерти их коллеги и о подозрениях (да, так и сказал — не о преступлениях, а лишь о подозрениях), согласились на осмотр фургончика Джулии. Оказывается, женщину звали Джулия. А еще Анита, Кристина и бог знает какими другими именами, которые выбирались в зависимости от предпочтений жителей города, где выступала труппа. Но среди своих она всегда звалась Джулией. Фамилия? Помилуйте, какая фамилия у цирковых.

Первое, что было найдено, — два холщовых мешка с похищенным из домов Гридженсонов, Ламбертсов и Уэйнрайтов. Все почти точно по спискам, за исключением некоторых безделушек, хотя и заоблачной стоимости. Везет же некоторым! Казалось бы, радуйся!

Но Юбер смотрел не на золото. Молодой человек взял со стола три метательных ножа, вышел из фургона, примерился и метнул в стоявшую в пяти шагах мишень. Не так ловко, как их хозяйка, но сильно и точно.

— Ты кидаешь плохо, хуже мамы, — уверенно сказала стоявшая рядом девочка. Дочь Джулии.

— Давно не тренировался, думал, вообще не смогу попасть. Тебя как зовут?

— Лола.

— Как?! — Молодой человек сжал ее за плечи, опустился на корточки, так, что их глаза оказались напротив друг друга.

Потом перевел взгляд на хозяина труппы — высокого плотного мужчину, одетого как зажиточный горожанин.

— Что будет с девочкой?

— Не мое дело, — ответил тот, равнодушно пожав плечами. — Дочери преступницы не место в моем цирке, пусть Спаситель заботится о ее душе.

Юбер посмотрел на артистов. Тех, кто еще вчера выходил с ее матерью на манеж, кланялся зрителям, радовался успеху. Каждый отвел взгляд. Все ясно.