Ценою крови

Брат вообще после смерти жены стал немногословным, замкнулся. Неужели и он тоже? Беспокойство Солей все росло.

— Через Ченекто, в сторону Квебека, — не задумываясь, ответил Реми. — На материке полно дичи, всю Европу прокормить можно. У французов там прочные позиции, река большая, да еще по пути полно индейских племен, и все на нашей стороне. В прошлом году из Бобассена многие туда двинулись, подальше от этих псов-англичан. Англичанам туда не добраться. В этих долинах, которые выходят к руслу Сент-Джона, можно и пахать, и сеять, в лесах всего полно. Особенно долина Мадаваски — это приток Сент-Джона — хороша: если бы я решил осесть на земле, а не мотаться по лесам за зверьем, это было бы лучшее место.

Солей прошиб холодный пот. А она-то уже все за него решила! Ведь он не пахарь и не рыбак, не такой, как они все… Но он же ее любит! Неужели нельзя как-то убедить его, что если он женится, то надо переменить образ жизни, заняться землей?

— Да, вы побродили по свету побольше моего, — произнес Луи. — Послушали людей. И как вы все-таки думаете, оставят англичане нас в покое или нет?

Все замерли. Только колечки дыма из дедушкиной трубки оживляли картину. Реми вздохнул и развел руками.

— Я только простой траппер. Откуда мне знать, что они замышляют? Во всяком случае, на договоры надежда слабая — в случае чего они их порвут и не поморщатся. Да и боятся они нас. Этот чертов аббат Ле Лутр нагнал на них страха со своими индейцами-выкрестами…

Впервые в разговор вступил дедушка:

— Это нехорошо, когда аббат натравливает дикарей на белых, чтобы скальпы с них снимать. Пусть это даже англичане. Он нас всех подводит. Если бы не он, чего бы англичанам нас бояться? Мы же мирные люди…

Реми пожал плечами:

— Епископ в Квебеке тоже так говорит, но у аббата своя правда. А англичане никак не могут решить, что делать: если выгнать нас отсюда и отдать наши земли своим поселенцам, то мы тогда объединимся с французами и индейцами, а это для них опасно. Так что решаться надо нам…

Солей окинула взглядом всех за столом: как-то они восприняли то, что сказал Реми? Лица Луи и Пьера выражали явный интерес. Лицо отца оставалось непроницаемым, на дедушкином появилось тревожное выражение. Франсуа с Антуаном переглянулись, и Солей не могла понять, что это значит. Близнецы явно что-то замышляли — и вовсе не очередную шутку или розыгрыш.

И как раз в этот момент сын Пьера Венсан врезался лбом в угол стола. Крик! Слезы! Даниэль вскочила, чтобы приложить к шишке мокрую тряпку, Барби начала утешать малыша, Пьер забурчал, что сейчас все пройдет, что плакать недостойно мужчины.

Все отвлеклись от мрачных мыслей, и остаток дня прошел достаточно ровно, но беспокойство осталось.

8

В доме все затихло. Реми ушел, дети после вечерней молитвы быстро уснули. Пьер вышел задать корма скотине, Барби поставила на печку котел с едой на утро: за ночь, на неостывших угольях, все хорошо разварится.

Эмиль с каким-то безучастным видом сидел на лавке; невидящий взор его был устремлен на догоравшие поленья. Он слегка вздрогнул, когда Солей опустилась перед ним на колени.

— Папа, он тебе понравился?

"Он, конечно, из-за Луи переживает", — подумала Солей.

— Кто? Этот Мишо?

То, что отец назвал его не по имени, уже было плохим предзнаменованием. У Солей все сжалось внутри.

Эмиль погладил натруженное плечо:

— Ничего вроде парень. Но не хозяин. И болтает, пожалуй, лишнее.

— Луи же его спросил. Что же ему, врать?

— Думаешь, все правда, что он говорил?

— Ну, он сказал, что думает и что слышал. Почему это должно быть неправдой?

Он положил свою руку поверх ее руки.

— Он хороший человек, папа! — сказала она мягко, уговаривающе.

На его лице промелькнула кривая усмешка.

— Да уж, конечно, тебе лучше знать! Хотя почему нет? Я как твою мать в первый раз увидел, сразу понял, это — моя единственная женщина. И вот уже двадцать семь лет женаты и ни разу грубого слова друг другу не сказали.

Барби, которая как раз в это время складывала свой фартук, при этих словах слегка приподняла бровь, но возражать не стала.

— Он хочет заходить ко мне.

— Вот как? — Эмиль изобразил изумление. — Никогда бы не подумал! В церкви никакого внимания на тебя не обращал и на танцах тогда тоже, да и сегодня — только ел да о политике рассуждал, а на тебя даже не взглянул! Вот только почему-то вызвался помочь нам с жатвой — к чему бы это?

В глазах Солей блеснула радость:

— Правда?

— Небось не знает, как косу держать. Тоже мне, помощник!

— Ну, правда, он ничего? Можно, чтобы он заходил?

Эмиль безнадежно махнул рукой:

— Если скажу "нет", кто меня послушает? Мать твоя уж не знает, как от тебя избавиться…

Барби беззвучно замахнулась на него. Солей уловила нежность в обращенном к ней взгляде отца и благодарно прижалась лицом к его колену.

— Спасибо, папа!

Даниэль уже спала. Солей поспешно разделась, нырнула в постель. Какая она все-таки счастливая! Марк что-то забормотал во сне, Мадлен шепотом начала его успокаивать. Солей улыбнулась: может быть, через год и она уже будет матерью! С этой мыслью она погрузилась в сон.

* * *