Центр принятия решений. Мемуары из Белого дома

Второй момент. Никто, кроме нас, в мире не связан этим договором. Хотя технически это неверно: юристы скажут вам, что бывшие страны СССР (за исключением трех балтийских республик, которые США никогда не признавали частью СССР), также были связаны договором, когда распался СССР. Но у остальных 11 стран нет каких-либо баллистических ракет. То есть только две страны в мире связаны Договором о РСМД. Одна из этих стран нарушает соглашение. Таким образом, есть только одна страна в мире, связанная условиями документа, — США. И это неприемлемо.

В то же самое время мы видим, что Китай, Иран, КНДР — все они укрепляют свой потенциал методами, которые бы нарушали Договор о РСМД, если бы эти страны были его подписантами. 15 лет назад, возможно, и были возможности для того чтобы расширить соглашение и сделать его многосторонним. Но сегодня это уже неосуществимо на практике. А угроза со стороны Китая реальна — можете спросить такие страны, как Япония, Южная Корея, Тайвань или Австралия, что они думают по поводу китайского (ракетного. — “Ъ”) потенциала. Они нервничают по этому поводу. Многие в Европе и на Ближнем Востоке нервничают по поводу потенциала Ирана.

Как объяснил президент в субботу, это ставит США в неприемлемую позицию. И вот почему он обнародовал решение (о выходе из Договора о РСМД. — “Ъ”).

— В авторской колонке в The Wall Street Journal в 2011 году вы утверждали, что Договор о РСМД «давно изжил себя и должен быть пересмотрен, или же от него надо отказаться». Однако в то время никто Россию ни в каких нарушениях не обвинял. В связи с этим возникают предположения, что вы просто ищете предлог для выхода из договора.

— Мы не встречались раньше именно с вами, но я могу вам сказать, что не раз за последние полгода журналисты говорили мне: «В таком-то году вы писали вот так, а в таком-то то и это говорили на телевидении…» Смотрите… То, что сказано и написано, уже сказано и написано. И я в целом не открещиваюсь от этого. Но сейчас моя работа — это не принимать решения в сфере национальной безопасности, а давать советы по национальной безопасности. И этого принципа придерживаются все советники. А президент, поверьте мне, принимает решения сам.

— Может ли Россия что-то сделать для того, чтобы США передумали выходить из договора?

— Президент уже высказался на эту тему. Если бы Россия ликвидировала все свое вооружение, созданное в нарушение этого договора, и если бы Китай сделал то же самое, ситуация была бы иной. Но я думаю, что вероятность этого нулевая.

— И нет шансов на то, чтобы сделать договор многосторонним? В 2007 году Россия и США в ООН же высказались за это, но эта инициатива так и не была реализована.

— Да, и эта тема обсуждалась даже еще в 2001–2004 годах, когда я в администрации Джорджа Буша работал заместителем госсекретаря по контролю над вооружениями и международной безопасности. Возможно, если бы мы тогда, на достаточно раннем этапе, предприняли какие-то действия, то это было бы возможно. Но сейчас, например, от трети до половины от общего числа китайских баллистических ракет не соответствуют Договору о РСМД. И предполагать, что они (китайские власти. — “Ъ”) уничтожат, возможно, больше половины своих баллистических ракет — это просто нереалистично.

— Планируют ли США после выхода из договора производить и развертывать в Европе ракеты, способные быстро достичь Москвы? И будете ли вы делать то же самое в Азии?

— Мы еще не принимали решений на этот счет. Но я могу сказать, что это еще одна аномалия договора. Технологическая аномалия. Сейчас крылатые ракеты морского базирования имеют дальность полета, которая подпадает под Договор о РСМД. Но раз они расположены на американских кораблях в Балтийском море, то не нарушают договор. А если переместить их на берег Польши, то это уже будет нарушением.

Но все это пустопорожние разговоры, не имеющие отношения к более важным проблемам. А США видят тут проблему в глобальном смысле. Нас беспокоит нарушение договора со стороны России, ее возможные действия на европейском театре (военных действий. — “Ъ”). Но нас беспокоит также и восточноазиатский театр, и южноазиатский театр, ситуация в Иране и на Ближнем Востоке. Это глобальные вызовы, которые и привели к тем выводам и решениям, которые мы сделали.