Центр тяжести

– Нет, он не в порядке! Ваш мозговитый долбодятел все запорол! Но мне-то что? Я соскочу, мне не впервой, а вот у тебя, – он больно ткнул пальцем мне в солнечное сплетение, – проблемы. Ты пошел на госэкзамен с фальшивыми документами. Это сразу две статьи: мошенничество и подделка. За тобой придут, уебок! Собирай вещи. Это минимум двушка, понял? Минимум. – Показал два пальца. – И другу своему, человеку дождя, передай: он все еще должен мне денег. – Он посмотрел на свои часы с турбийоном. – Через семь часов долг увеличится до двухсот одной тысячи. Триста рублей я, так и быть, прощу. Чего уставились, уебки?

Из-за спины у меня выскочил Рома, толкнул Цыгана, и тот неловко упал на спину, попытался встать, но наступил на край своего черного плаща и снова упал.

– Эээ, ну-ка еще раз, как ты меня назвал, петушила? – Рома надвигался на него, закатывая рукава. На нем был спортивный костюм ЦСКА с гербом команды во всю спину.

– Ромыч, Ромыч, спокуха! – Гена, как всегда, играл в миротворца.

Пока он успокаивал Рому, Цыган запрыгнул в «Гелендваген».

– Ты уже в розыске, уебок! – крикнул он мне, опустив стекло, и надавил на газ, высунув из окна средний палец.

Я обернулся и увидел, что на улице, у подъезда уже стояли почти все пацаны из общаги, кто-то высовывался из окон. Они молча смотрели на меня. Я направился к подъезду, и они расступились, как Красное море перед Моисеем.

Я вернулся в комнату и несколько минут просто сидел на койке. Даже не думал ни о чем – как будто впал в анабиоз, отключился. Из ступора меня вывел голос Реми, он продолжал извиняться на своем ломаном русском:

– Ты из-за меня пожертвовал этой жертвой.

Я поднял на него взгляд.

– Ничего не бойся. Это я виноват в этой вине. Я признаюсь. Мы сами пойдем к полицейским полицаям и скажем, что Цыган подвергал меня насилию, а тебя шантажировал шантажом. И ребята тоже расскажут свои рассказы.

Он еще долго бормотал что-то, пытаясь утешить меня, а я сидел там, в комнате, на койке, и думал: что делать, куда звонить? Кому? Звонить Петро? Или маме? А смысл? Во-первых, стыдно, во-вторых, как они помогут? Бежать? Тоже глупость, куда я убегу? Что буду делать, если начну скрываться?

Единственное, что мне оставалось, – смиренно ждать. В конце концов, я ж не убийство совершил, и если полицаи возьмутся за меня, я думаю, мы сможем как-то договориться.

Я залез под одеяло, и на удивление быстро уснул и проспал без снов до самого утра, и утром пошел на занятия, меня никто не ждал и не искал – никаких людей в форме.

К вечеру, когда уже стемнело, я даже начал сомневаться, что меня ищут. В конце концов, с какой стати я вообще поверил барыге? Где гарантия, что его слова – не пустые угрозы?

Чем больше времени проходило, тем легче было дышать.

На следующий день мне пришло сообщение:

D: у тебя проблемы

Colin Laney: это вопрос?

D: утверждение я вижу записи ордер на арест

Colin Laney: я знаю

Прошло часа два, прежде чем он вернулся в чат:

D: не паникуй я все устрою

Я долго смотрел на это сообщение, потом отправил свое:

Colin Laney:???

Но он уже отключился.

* * *

Они пришли за мной. На следующее утро. Два гуся в серых пиджаках, лица настолько обычные, что я вряд ли смог бы описать их. Я мысленно назвал их Траляля и Труляля.

– Егор Портной? Пройдемте с нами.

– А вы кто?

Взяли меня под локти.

– Идемте-идемте.

Я не сопротивлялся, наоборот, с нетерпением ждал, когда же это все закончится.

Мы сели в машину – разумеется, черную. Мне стоило бы встревожиться, как минимум спросить, куда мы едем, но за последние четыре дня я пережил столько панических атак, что попросту выгорел эмоционально. Мне было все равно. И когда автомобиль подъехал к зданию Академии внешней разведки, я совсем не удивился. Люди в сером вели себя очень корректно, не толкались и не угрожали, – они излучали самоуверенность, подобную той, что исходила от Цыгана, когда мы встретились с ним в первый раз. Мы вышли из машины, и Траляля и Труляля повели меня по длинным пустым коридорам – стены выкрашены дешевой зеленой краской, на полу красный ковролин, глотающий эхо. Двести тринадцать шагов по прямой, поворот направо, еще семьдесят два шага, поворот налево. Кабинет, приемная.

– Николай Петрович ждет нас.

Секретарша, дама за пятьдесят, с лицом, похожим на окорок, как-то странно смотрела на меня: что это, жалость или презрение? Передо мной открыли дверь. На табличке рядом – гравировка: «Николай Петрович Цыганов. Полковник. Ректор».

«Полковник и ректор, – подумал я. – Человек и пароход».