Центр тяжести

Мы идем дальше, в «комнату отдыха» – здесь стоят таз и кувшин для умывания, гантели, съемцы (специальный аппарат, чтоб снимать сапоги), шкафчик с лекарствами, «гигроскопической» ватой и сиропом от кашля, разбитое зеркальце, граммофон, резная деревянная чернильница, на стенах – копии фресок Рафаэля, на полках – множество книг, среди которых «Критика чистого разума» в оригинале и Коран (французский перевод). И тут я начинаю понимать: все это не просто экспонаты – это личные вещи. Личные. Ликеев трогал их, пользовался ими каждый день, делал заметки в книгах, загибал уголки, – и теперь все они здесь, под стеклом, – мумии вещей. И это странно, но я чувствую себя чужой в этой комнате, так, словно вошла без приглашения, нарушила чье-то личное пространство.

Как хорошо все-таки, что в девятнадцатом веке не было интернета. Вот уж чего я точно не хотела бы видеть, так это восстановленной из кэша истории браузера с ноутбука Толстого или Достоевского.

Я снова вспоминаю «Попугая…» Барнса, и у меня пара вопросов по мотивам: почему вещи писателей мы ценим не меньше, а иногда и больше, чем, собственно, тексты? Ведь лучший – и единственный – способ приблизиться к автору – прочесть его книги, разве нет? Где тут граница между почитанием и фетишизмом? Есть ли она вообще, эта граница? Или я просто слишком много думаю? Неужели тот факт, что я видела диван, на котором рожали Ликеева (и его братьев и всех детей, кроме двух), может как-то обогатить мой опыт чтения его книг? Или – мой опыт per se?

Мы идем дальше – в комнату с арочными потолками, ту самую, где Ликеев написал другую свою пьесу «Притяжение», на потолке – стальные кольца. «Здесь была кладовая, – объясняет дама-гид. – И продукты подвешивали на крюках, в воздухе, чтобы мыши и крысы не могли добраться до них».

Тут есть какая-то метафора, но мне не хватает ума, чтобы ее сформулировать.

* * *

В тусовке гиперреалистов я быстро стала своей, хотя и не была художницей и даже, честно говоря, не стремилась ей быть. Меня все называли Саша+1, и мне это даже нравилось. Единственный, кто недолюбливал меня, – Караташ. И я его тоже – не очень. Он часто заходил в тату-салон – вообще, именно там, у Измаила, чаще всего собирались гиперреалисты. И Караташ тоже, хотя внешне он, конечно, сильно выделялся на фоне остальных: всегда идеально черно-белый, гладко выбритый и выглаженный, и кожа на лице всегда жутковато-розовая, полупрозрачная, – заходил обсудить одну из своих будущих скульптур и оставался на целый день. Дико бесил меня. Он был гораздо старше Саши, во всяком случае, выглядел лет на сорок – сорок пять, не меньше, и тем не менее относился к ней с благоговением. Вообще, я быстро поняла, что Саша – важный для них для всех человек.

Она – она была как связующее звено. Знаешь, есть такие люди: они обладают мощнейшей внутренней гравитацией – ты попадаешь под действие их обаяния и ума и сам не замечаешь того, как твоя жизнь начинает вращаться вокруг них, как спутник вокруг планеты. Она была центром тяжести для всех гиперреалистов. И для меня.

Они с Караташем часто обсуждали что-то наедине, даже меня не брали с собой сначала, я дико ревновала, конечно, но потом быстро поняла, что отношения у них совсем другие: сперва я думала, что Саша вроде как подмастерье Караташа, поставляет ему материалы, помогает работать над инсталляциями, но очень быстро поняла, что все наоборот – это он был ее оруженосцем.

Он как-то позвонил мне – голос смущенный, сдавленный, – мы с ним не очень ладили, поэтому звонок сильно меня удивил:

– У Саши что-то с телефоном?

– Эммм, не думаю, только что с ней говорила. Пять минут назад буквально.

– Понятно. – Неловкая пауза. – Скажи ей, что я все решил с таблетками. Будут через неделю. И ради бога, что за детский сад, она теперь все время на меня дуться будет?

– Прости, но я не совсем понимаю, о чем ты.

– Ладно. – Тяжелый вздох. – Просто скажи, что таблетки я устроил.

– Что за таблетки?

– Она поймет.

Чуть позже я узнала, что именно Караташ имел связи в фармкомпаниях и анонимно доставал для Саши материалы для ее работ. Такая схема – с посредником – позволяла ей сохранять анонимность. Первая ссора между ними возникла, когда Саша вместе с привычным пенолатексом, который они закупали у швейцарской фирмы Skin FX, включила в заказ пятьсот двадцать упаковок лекарств против гепатита А. Никто тогда еще не знал, зачем они нужны ей, эти таблетки, и зачем в таком количестве, но она пришла в ярость, когда Караташ сказал, что не сможет выполнить заказ в срок. Он объяснял ей, что могут возникнуть проблемы с сертификацией и вообще провезти такую партию лекарства под носом у Минздрава и Роспотребназдора, не оставив следов на бумаге и в сети, не так-то просто, если не сказать невозможно.

– У меня нет времени, – ворчала Саша, – выставка через три недели. Что ты мне предлагаешь? Ходить по аптекам и скупать все гепатопротекторы, что у них есть в наличии? Офигеть просто, это, конечно, совсем не будет выглядеть подозрительно, блин!