Центральная и Южная Европа

Маркграф датский Иринг услыхал ее слова и взялся убить Хагена. Прикрывшись щитом, пускает он в него копье; Хаген отвечает ему тем же. Копья разбиваются, и витязи хватаются за мечи. Но тщетно нападает Иринг на Хагена: противник ему не по силам; тогда нападает он на Фолькера, потом на Гунтера, на Гернота, на Гизельгера. Гизельгер сшибает его с ног с такою силой, что Иринг падает без памяти. Но, придя в себя, вскакивает он на ноги, снова нападает на Хагена и наносит ему мечом глубокую рану. Но раненый поднимает свой меч и могучими ударами гонит врага с лестницы.

Кримхильда благодарит Иринга и сама принимает от него щит. Иринг распускает завязки своего шлема и дает своей разгоряченной кольчуге простыть на вечернем ветре. Потом он снова вооружается и опять нападает на Хагена. Искры дождем сыплются из их мечей. Наконец Хаген ранит его мечом и вдобавок пускает ему в голову копье и тем кладет его на месте. Чтобы отомстить за него, выступают со своими воинами его спутники: Гавард Датский и ландграф Ирнфрид Тюрингенский, но и они все до последнего перебиты бургундами.

XXXVI О ТОМ, КАК ТРИ КОРОЛЯ ВЕЛИ ПЕРЕГОВОРЫ О ПРИМИРЕНИИ С СЕСТРОЮ И КОРОЛЕМ ЭТЦЕЛЕМ

— Отвяжите свои шлемы и отдохните, — сказал Хаген, — мы перебили столько гуннов, что Кримхильда долго не забудет этого пира.

Рыцари сняли шлемы и присели на тела убитых. Только Хаген и Фолькер не снимают оружия и охраняют вход в зал.

Но до наступления ночи король и королева успели собрать новые толпы воинов и послали их против Нибелунгов. Отчаянная борьба продолжалась до ночи. Наконец гордые рыцари, умирая от усталости, решились начать переговоры о мире и просили привести к ним короля Этцеля. Гунтер с братьями, все в крови и черные от панцирей, вышли на двор: не знали они, кому пожаловаться на причиненные им беды.

— Чего вы хотите? — спросил король Этцель, выйдя к ним с королевою Кримхильдой. — Вы убили моего сына, и за то никто из вас не уйдет отсюда живым.

— Нужда заставила нас сделать это, — отвечал ему Гунтер, — вся моя свита была перебита твоими воинами. Я приехал к тебе, веря, что не встречу здесь вероломства.

— А вы, воины Этцеля, оставшиеся в живых, — заговорил Гизельгер, — какую вину знаете вы за мною? Что я вам сделал? Дружелюбно ехал я в вашу страну.

— От вашей доброты весь замок полон воплей и рыданий, — отвечали воины, — лучше бы никогда не переправлялись вы сюда из–за Рейна!

— Всем нам будет лучше, если согласитесь вы покончить миром эту вражду, — сказал Гунтер, — мы ничем не заслужили, чтобы Этцель так обращался с нами.

— Неравно потерпели мы в этом деле, — отвечал король Этцель, — за мои утраты и за причиненный мне позор вы должны заплатить жизнью.

— Ну, так дайте нам выйти из дому и будем сражаться. У вас много воинов, не бывших еще в битве, и им нетрудно будет нас одолеть!

Так сказал им король Гернот, и витязи Этцеля уже готовы были согласиться на его предложение, но Кримхильда услыхала и воспротивилась.

— Послушайтесь моего совета, — сказала она, — не выпускайте их из зала: будь у них в живых всего лишь три моих брата, и то, если бы прохладил ветер их панцири, они наделали бы много бед! На свете не бывало еще более отважных бойцов!

— Милая сестра, — сказал тогда Гизельгер, — когда так любовно звала ты меня сюда из–за Рейна, мог ли я думать, что такое горе ожидало меня здесь? Я всегда был тебе верен и никогда не делал зла и, выезжая сюда, думал найти в тебе друга. Так будь же теперь к нам милостива!

— Не могу я помиловать вас, — отвечала Кримхильда, — уж и раньше много горя причинил мне Хаген из Тронье; теперь же еще убил он моего сына. Но если согласитесь вы выдать мне моего врага, то я постараюсь помирить вас со здешними витязями.

— Того не допустит Бог! — воскликнул Гернот. — Если бы была нас тут целая тысяча, мы все полегли бы мертвые, прежде чем выдали бы тебе хоть одного из нас!

— Итак, мы должны умереть! — подхватил Гизельгер. — Пусть же выходят биться с нами все кто хочет! Никогда еще не платил я другу вероломством!

Разъяренная Кримхильда приказывает загнать Нибелунгов в зал и поджечь его со всех четырех концов. Сильный ветер раздувает пламя, и скоро все здание стоит в огне. Воины терпят страшные муки от нестерпимого жара. Муки их еще усиливаются от невыносимой жажды. Хаген советует доведенным до отчаяния воинам утолить жажду кровью убитых.

— В жар это еще лучше вина, — говорит он, — и в нашем положении больше нечего делать.

Воины следуют его совету и, припав к свежим ранам, с жадностью пьют кровь. Между тем головешки градом сыплются в зал, и Хаген дает совет стать вдоль каменных стен и прикрываться от головешек щитами. Сам же Хаген с Фолькером по–прежнему стоят на страже у входа в зал.