Центральная реперная

— Читал. Там твою стряпню сравнили с… — припоминаю я. — Как это… "поцелуем ночной бабочки" А еще стихи: "Нежнейший вкус филе поверг меня в экстаз. "Грозы морей" я съел бы целый таз".

— Делать тебе нечего, кроме как жалобную книгу читать, — бурчит Виктория.

— Нечего, Вика. Нечего. Кстати. Почему ты говоришь, что никого нет?

Вика поворачивается и смотрит в ту же сторону, что и я. Пожимает плечами и недовольно морщится.

— Это — не посетитель. Так, прохожий, наверно.

— Он давно сидит?

— С утра, — Вика задумывается и уточняет. — Или с ночи. Я пришла — он уже был тут. Ничего не заказывает. Разговаривать не хочет. Странный тип.

Я присматриваюсь. Ничего странного не вижу. Человек, как человек. Футболка, шорты, голова не покрыта. Может, немного бледноват по нашей погоде. Приезжий. Недавно приехал. Купаться ему еще холодно, а на море полюбоваться хочется. Вот и сидит. Всё логично, я так и говорю Виктории.

— Он не смотрит на море, — возражает Вика. — Он вообще никуда не смотрит. И не видит ничего.

— Не слепой же он.

— Не уверена, — Вика берет кружку зеленоватого стекла, смотрит сквозь нее на солнце и вытирает полотенцем едва заметное пятнышко на ее стенке.

— Мало ли какие проблемы у человека. Может, его подружка бросила, или обругал кто-нибудь.

— В поезде…

Я задумываюсь над Викиными словами. Да, что-то необычное есть в появлении этого человека. Поезд придет только через два часа. Пассажирский катер и того позже. Вряд ли у незнакомца есть личная яхта, не та внешность. Пешком? Через перевал? Четыре часа ходьбы по горной дороге? И как бы после этого он выглядел? Явно не так, как сейчас. Может, кто-нибудь подвез? Вряд ли. Хотя не исключено, что кто-то проехал ночью и высадил человека у нашего поселка. Только зачем такие сложности? Проще поступать, как все. Не выбиваться из толпы восторженных приезжих. Радоваться морю, солнцу, зелени, настоящей пище. Да только приезжих всё меньше и меньше. Или нас хотят взять на испуг? Заставить проявить себя? Мы и так скоро растворимся в этом мире. Целиком, без остатка. Не будет Викиного домика, в котором она кормит теперь уже редких посетителей. Не станет моего катера. Исчезнем мы с Викой. Исчезнут остальные жители поселка. Придут люди, умеющие считать деньги и любящие делать только это. Мы станем, как все.

Может, этот человек прибыл, чтобы понять, почему мы еще не стали такими?

— Думаешь, стоит посмотреть? — советуюсь я с Викой.

Вика морщится. Она знает, каково мне будет после этого. Воспринимать чужое сознание очень болезненно, в некотором роде — отвратительно. После этого мутит, хочется выковырять грязь чужих эмоций и страстей, которую вынужден пропускать через себя. И которая, кажется, налипла всюду, покрыв тебя тонкой несдираемой пленкой. Давно я не смотрел. Не было ни повода, ни причины.

Теперь они есть.

Я подхватываю Вику под локоток, притягиваю к себе и целую в прохладную щечку. Она чувствительно упирается подбородком мне в плечо, обхватывает меня и бормочет сквозь зубы:

— Надоело… Всё надоело, Клим.

Я отпускаю Вику и улыбаюсь, чтобы ее приободрить. Надеюсь, она не увидит моей грусти. Сейчас не время.

Человек сидит, откинувшись на спинку стула и положив на столешницу перед собой руки со скрещенными пальцами. Иногда он расплетает пальцы, и можно заметить, что они мелко дрожат. Он совершенно не обращает на нас с Викой внимания. Я почти уверен, что даже устрой мы пляски перед ним в голом виде, он не впечатлится. Будет по-прежнему смотреть в сторону моря, не видя ни серебристо-зеленоватых волн, ни крапчатых чаек, бродящих по пляжу в поисках пищи, ни серых скал мыса с зелеными пятнами кустарников-альпинистов.

Я подхожу и подсаживаюсь к незнакомцу.

— И как вам тут? — я обвожу рукой дальний мыс бухты, море, пляж, деревья на склоне.

Только после этого незнакомец реагирует. Он вздрагивает, очумело смотрит на меня совершенно круглыми глазами и что-то нечленораздельно мычит. Потом судорожно вздыхает и сдавленно произносит:

— Это вы о чем?

— Как вам наш посёлок? Вы же недавно прибыли?

— Недавно? Ну, наверное… — человек мнется, словно боясь задать неприличный вопрос. Решается и спрашивает. — Сколько сейчас времени?

Очень неприлично. Ага. Не знаю, уж что ему про нас наговорили, но явно какие-то небылицы.

— Примерно семь часов. Извините, хронометр с собой не захватил.

Человек пытается улыбнуться, но получается плохо, словно у восковой фигуры с раз и навсегда вылепленным выражением лица. Кивает своим мыслям и отвечает:

— Я ничего еще не посмотрел.

Вполне вероятно. Но что он хочет посмотреть? Развалины крепости на мысе? Круглую бухту? Реликтовую рощу? Выбор есть, да. При желании, он может вообще никуда не ходить, а устроиться на пляже, загорать и купаться.

— Тогда у вас масса возможностей. И я вполне могу помочь вам определиться с ними, — мою улыбку, если не присматриваться, можно назвать достаточно радушной.

— Меня Вадимом зовут. Будем знакомы, — невпопад представляется человек.

— Клим, — отвечаю я и протягиваю ему руку для пожатия.

Зря.