Центральная реперная

— Мало?! Да вы пролежали двое суток без сознания! В вас столько синтекрови закачали, что я не уверен, осталась ли у вас собственная кровь! Опять же, большая кровопотеря не позволила сразу накладывать гелевые заплатки — они бы не прижились без достаточного снабжения кислородом. То есть, опять же без крови. Не беспокойтесь, у нас всё официально задокументировано: весь ход операции, согласно технологическим картам и нормам снабжения. Ну, вы же понимаете, что люди разные, и иногда допуски норм приходится превышать?

Врач смотрит на меня взглядом загнанного кролика, который уже не может бежать и лишь подставляет горло под пасть хищника. Приходится успокаивать врача:

— Понимаю. Ничего страшного. Главное, что я жив.

— Да! Именно так! — радуется врач. — Если пациент выживает, это весьма радостное событие для лечащего персонала. Мы вам даже можем скидку сделать, как первому пациенту с серьезным ранением.

— Делайте, — говорю я любезно. Странное место. Странный мир. Да и люди здесь необычны.

Василий приходит и на следующий день. Лежать в амбулатории скучно. Делать ничего не разрешают, только разговаривать и то немного. Поэтому Вася сам всякие байки и веселые случаи рассказывает. Наверно, чтобы больного развеселить. И я веселюсь в меру сил. Чувствуется, что Сергеев — хороший парень. Что он сам идет ко мне после смены, никто его не гонит и не заставляет.

Это я знаю и так. Для этого не нужно смотреть в человека. Не хочу смотреть. Да, я боюсь. Не боли, страха и переживаний. Боюсь чуждости. К тому же, мало ли что пробудит во мне активация этого состояния. Вполне возможно, что я перестану воспринимать здешний мир, как декорацию величественного спектакля о чужой жизни. Что я сольюсь с этой жизнью. И тогда боль найдет меня. Тогда не будет от нее защиты. Сейчас я могу думать о ней отстраненно, наблюдать издалека. Я знаю, что она есть, но где-то там, далеко и глубоко. А так она будет прямо здесь, передо мной. Выдержу ли я? Боюсь, что нет. Но я хочу сохранить разум. Он понадобится мне.

Да, я хочу найти убийцу. Посмотреть на него. Может быть, попытаться понять. Может быть, лишить его сути. Я еще не решил. Лежу, слушаю Василия и представляю себе место, где нахожусь.

Невесомость уже не кажется чем-то необычным. Она не вызывает дискомфорта, как опасались ученые в моем мире. И я вспомнил, как она называется. Вспомнил и то, что дома, по телевизору, много говорили о космических исследованиях, о возможности встречи с инопланетным разумом, о развитии жизни во Вселенной. Вот оно, всё это. В реальности. Тут это есть. Но у нас — нет. Почему? Мы находимся в каком-то ином месте? Нас еще не открыли? Или просто не хотят беспокоить до времени? Или мы сами стремимся к изоляции? Вопросы, которые некому задать. Потому что на них никто не сможет ответить.

— Нет, брат, всё не так, — говорит Василий. — Миров — много. Это тебе каждый школьник скажет. И все они — разные. Все — непохожие. Каждый в своем мире живет. Но иногда в другой попадает. Случайно, или преднамеренно — по-разному. Есть у меня подозрения, что ты как раз из такого мира. И у нас данные о тебе бесполезно искать — всё равно не найти.

— Ты это откуда взял?

— Да так, гипотеза одна. Точнее, много их, разных. Но твое появление только так объяснить могу. Потому что в телекинез живых существ не верю. Не дошли у нас еще до телекинеза. Иначе зачем бы корабли строили? Так бы всё отправляли — напрямую.

— И как же можно в другой мир попасть? — подозрительно спрашиваю я.

Сергеев разводит руками:

— Не знаю. Не специалист я. Тебе видней, должно быть.

— Нет, не видней. Сам посуди. Перемещение между мирами от чего может быть? Либо, это свойство мира, либо свойство того, кто перемещается. Так?

— Ну, так.

— У вас кто-нибудь перемещается? Нет. У нас? Тоже нет. Значит, наши миры тут не причем. Выходит, раз я откуда-то переместился, у меня лично это свойство появилось. Каким-то образом. Может такое быть? Теоретически — да.

— Ты забываешь, что гипотез может быть масса. Например, мой мир вытащил тебя из твоего, как сильный магнит вытягивает крупинку железа из песчаной кучи. Ты спросишь — почему? А потому, что у вас внутреннее сродство. Вот наш мир и вытягивает то одних, то других людей из чужих миров. Тех вытягивает, кто ему, этому миру, нужен. Необходим, то есть.

— Как-то, Вася, всё это слишком заумно.

— Конечно! — радостно подтверждает Василий. — Поэтому и незачем голову засорять всей этой ненужной премудростью. А то еще заболит.

— Что заболит?

— Голова. От зауми только голова и болит. Все остальные части тела уже через голову страдают.

— Если не считать резаной раны у меня в боку…

Смешно смотреть, как Василий смущается, наливается краской и пытается придумать оправдание. Наконец придумывает и облегченно вздыхает, чуть не подлетев к потолку.

— Если голова сильно больная, то от нее и чужие тела повредиться могут. Вот — живой пример, — и показывает на меня.