Вдруг Кармель поняла, что пьет много, слишком много. Она и правда его опустошала. Она отстранилась, отключилась, поставила барьер между нодами, оторвалась от шеи.
– Подожди, – сказал он. Как под наркотой. – Ты… – Он моргнул. – Ты мне нужна.
Так пришла взаимозависимость. Теперь Кармель жила со Столли. Он был сговорчив, как всякий наркоман. «Шамбло», – говорит он со смесью удивления и желания. Они лежат в его постели, белая простыня мокра от пота, он гладит волосы Кармель, он ее боготворит, а она им питается, стараясь сдерживаться, стараясь дозировать, пить по капле, отдавать столько же, сколько забрала, чтобы он продолжал жить – погасшим.
Преступление. Тем более тяжкое, что она
Ходили слухи о шамбло, ставших музами тех, кто служил им пищей. Вдохновительницами. Было что-то по-настоящему странное, возможно, уникальное в том, насколько интимно они делились инфопотоками. И Столли, казалось, был счастлив, в Кармель он души не чаял. Работал над новой инсталляцией, «Покой в буре», но все же…
Он угасал у нее на глазах.
Она опустошала его и не могла остановиться. Выход был один, обратить его, она это знала, но не хотела этого делать: скопировать себя было бы непристойно. Она постарела прежде, чем успела стать молодой. Побег из дома не принес ей свободы – только новое заточение.
Ее жизнь на Титане кончилась накануне презентации новой работы Столли…
Кармель мигнула. Она стояла в одиночестве в зале ожидания Уровня Три. Яркий свет, звуки взрывов, аплодисменты: рядом – арены боевых дроидов. Несметные полчища перемещаются по залу туда-сюда, едальни источают непривычные ароматы, дальше – базар верований, и той марсианки, Магдалены У, уже не видно…
Центральная станция.
Точно чуждый мир.
Кармель не представляла, что может ждать ее снаружи. Чуждая планета, а она – готовящийся к высадке исследователь, который не торопится ступать на поверхность, выходить на чуждый воздух. Кармель не собиралась устанавливать свой флаг. Среди Разговора она уже различала намеки и указания на того, кого искала. Снаружи – еще один мир, древний район, древнее, чем все, что человечество создало в космосе. Кармель устрашал сам возраст района. Она – создание иной эпохи, иных небес. Почти вслепую, на ощупь она пролагала маршрут по раскинувшейся перед ее глазами виртуальной карте обширного Уровня Три, пока не наткнулась на коконы игромирья.
Темные карманы узкого коридора, десятки коконов полной загрузки в каждом, занята едва ли половина. Люди работают в игромирах, живут в них, мечтают и занимаются любовью.
Кто-то, человек, оператор. Молодой, худой, взгляд нервный, в глаза не смотрит, хотя волосы Кармель, шевелящиеся сами по себе, то и дело к нему подкрадываются. Она оплатила ночь и устало скользнула в кокон.
Тот закрылся, запечатывая Кармель в безмолвии и темноте, и она уснула, подключившись, но и оставаясь неподключенной.
Полипорт, сумерки…
Церемония открытия проходила у мембраны купола, в назначенном месте на его восточной стороне, в конце лабиринта узких улочек.
Что было потом? Воспоминания туманятся…
Вот сам Столли, его изображение – слабая улыбка, бледность, – транслируется по сетям на весь Полифем-Порт, на все немногочисленные колонии Титана и далее в пространство вокруг Сатурна, кочует с одного космохаба на другой, транслируется повсюду, увидеть Столли при желании может любой, инфа движется со скоростью света, так медленно…
Столли стоит и произносит короткую речь – бла-бла-бла, «моя Муза», именно что с заглавной, – у Столли трясутся руки, он поводит ими, призывая последние субпроцедуры и встроенные протоколы вдохнуть в его творение жизнь…
Взрыв отрывает Столли голову, орошая кровью собравшихся гостей.
Вопли становятся громче после второго взрыва, сквозь брешь в куполе проникает внутрь ядовитая атмосфера, на территорию порта ступает Титан… Паника, крики, сетевой трафик вдруг тысячекратно возрастает, весь Полипорт и люди в ближнем космосе подключаются, чтобы увидеть…
Увидеть последний, величайший шедевр Столли.