Центурион

Макрон, обернувшись, быстро его оглядел.

— Ты у нас кто?

— Децим Тадий, господин префект. Шестая центурия.

— Что дало тебе право так действовать, солдат?

— Как он сейчас и сказал, господин префект: легионы в походе всегда берут свою долю первыми.

— Это когда речь идет о военной добыче, Тадий, и ты это знаешь. А не о рационе. И уж тем более не в нашем положении. Здесь каждый, покуда я командую, получает свою причитающуюся ему долю. Будь он хоть иллириец, хоть легионер. — Макрон, сделав шаг, жезлом постучал Тадия по нагрудным пластинам. — Уяснил?

— Уяснил, господин префект.

— Вот и хорошо, потому что, если ты себя еще так проявишь, я выставлю тебя из моей когорты и определю служить во Второй Иллирийской. Уж там тебя кой-чему научат.

Тадий с уязвленным видом открыл было рот, на Макрон его перебил:

— Помолчи! А теперь всем — вы слышите, всем — встать и дожидаться воды в порядке очереди. Выполнять!

— Стой, — негромко скомандовал Катон Тадию в тот момент, как все начали расходиться. — Тадий, приказываю тебе задержаться.

— Что ты делаешь, Катон? — рыкнул Макрон. — Дело решено.

— Пока нет, господин старший префект. Этот человек ослушался приказа оптиона. А это прямое нарушение артикула.

Макрон оглядел солдат: ближние, делая вид, что заняты своими делами, с тайным любопытством поглядывали. Макрон, придвинувшись, вполголоса сказал:

— Послушай, вопрос решен. Никто не пострадал. Нет смысла разжигать из-за этого страсти.

— Но и махнуть на это рукой мы тоже не можем. Он пререкался со старшим офицером перед свидетелями. Такое нельзя спустить. Этот человек должен быть наказан.

Макрон досадливо выдохнул:

— Послушай, Катон. У меня нет на это времени. У нас и без того хлопот полон рот, а тут еще забивать себе голову каким-то полевым наказанием…

— И тем не менее. Я настаиваю, чтобы этот легионер был наказан в соответствии с уложением.

Макрон раздраженно почесал бровь, после чего процедил:

— Что ж, будь по-твоему. — Он повернулся к Тадию и уже в полный голос звучно сказал: — Легионер Тадий!

— Слушаю!

Макрон проворно думал. Штраф, наряды, порка? Здесь, в пустыне, они бессмысленны. В данных условиях приемлемо лишь одно наказание, причем такое, какое Тадий прочувствует до глубины души.

— Ты лишен суточного рациона воды. Возвратиться в свою когорту.

— Слушаю, — сглотнув, сквозь сжатые зубы произнес легионер.

Он отсалютовал, перекинул через плечо порожнюю флягу, развернулся и порывисто пошагал прочь; в каждом его шаге читались скрытая ярость и чувство обиды.

— Продолжай, — кивнул Макрон оптиону у повозки.

Когда скудные порции воды заструились в протянутые фляги, Макрон взглядом позвал Катона, и они вместе пошли от солдатской очереди. На достаточном, уже не на слуху, расстоянии Макрон остановился и свирепо воззрился на своего друга:

— Что это, Аид тебя поглоти, было?

— Дисциплина, господин старший префект.

— Перестань паясничать, когда рядом нет посторонних.

— Изволь, — кивнул Катон. — Я тебя не понимаю. С каких это пор ты вот так, запросто, отпускаешь с миром нарушителя? Да будь мы в лагере, у тебя этот Тадий сральни бы чистил до конца своих дней!

— Может быть, — не стал возражать Макрон. — Но мы не в лагере. И каждый день рискуем жизнями так, как еще, пожалуй, никогда. Тут у моих с твоими и так вражды хоть отбавляй — не хватало ее еще и разжигать!

— Моих с твоими? — повторил Катон. — Ты рассуждаешь так, будто мы даже не на одной стороне.

— Вот, понял? И если наши люди в походе вот так, по-вражьи, относятся друг к другу, то при встрече с настоящим врагом мы считай что пропали. Мелкая грызня для нас сейчас непозволительная роскошь.

— А как же быть с дисциплиной?

— Иногда приходится ею поступаться. Ты вот сейчас, похоже, о ней уже позаботился. — Макрон вздохнул. — И если день без воды Тадия не доконает, то ты считай что нажил врага на всю жизнь. Поздравляю.

Катон хотел что-то ответить, но в эту секунду со стороны лагеря раздался оклик:

— Конный патруль!

— Да что ты будешь делать… — Макрон сокрушенно мотнул головой. — Оставят меня нынче в покое или нет? Идем, что-то стряслось.

Дробный стук копыт по жесткой земле возвестил о возвращении одного из конных разъездов Катона. Двое офицеров уже спешили туда, где возле спящей колонны осаживали коней декурион со своими людьми.

— Где префект? — взволнованно спросил декурион.

— Здесь. — Катон на ходу поднял руку. — Что случилось?

— Замечен большой отряд верховых, господин префект, — доложил декурион. Тяжело переводя дыхание, он придерживал свою лошадь, все еще всхрапывающую после галопа. — Там, к югу.

— Как далеко отсюда? — бросил Макрон.

— Мили две, не больше. Едут как будто в нашу сторону.

— Ты их разглядел?

— Слишком темно, господин. Я отследил, куда они движутся, и сразу к вам, доложиться. Нас они, скорее всего, не замечают.

— Верховые, говоришь? — вклинился Катон. — А на лошадях или на верблюдах?

— И то и это, — прикинув, ответил декурион.

— Тогда это, вероятно, не парфяне, а кто-нибудь из Пальмиры. У парфян в ходу лошади. — Катон мельком глянул на Макрона. — По моим источникам, господин старший префект.

— По каким таким источникам?