Цепь грифона

Эффект от сказанного был ошеломительный. Первым пришёл в себя командующий группой истребительной авиации Ленинградского фронта генерал-майор Жданов:

– У нас нет таких сведений, товарищ генерал-лейтенант, – твёрдо сказал он.

– У вас их и не может быть, – ещё более твёрдо ответил Суровцев. – Из-за малой видимости и штормовой обстановки авиаразведка, как вы знаете, не велась ни вчера ни сегодня. Ни на Ленинградском, ни на Волховском фронтах. Надеюсь, вы поняли, какое значение Москва придаёт вашему направлению?

Придавали большое значение этой операции и по другую сторону фронта. В то время, когда Суровцев произносил последнюю фразу в советском Морье, в финском Лахденпохья происходили знаменательные события. Немецкое гестапо производило обыски на двух улицах, примыкавших к порту. Искали таинственный радиопередатчик, сменивший за месяц второй шифр и до этого выходивший в эфир в разных частях Страны Суоми. Ничего даже отдалённо напоминающего рацию найти не удалось. Но в одной из сдаваемых внаём квартир обнаружили странный телефонный аппарат, не подключенный к станции. Пошли по проводу. На территории порта провод оказался оборван. Задержали несколько подозрительных лиц из числа портовых рабочих. Они были пьяны. Финны в последнее время сплошь и рядом нарушали сухой закон.

Вице-адмирал Ралль, генерал-майор Жданов и капитан третьего ранга Иванов провожали Суровцева до самолёта, одиноко стоявшего на футбольном поле.

– Было приятно познакомиться, – пожимая Суровцеву руку, сказал Ралль. – Хотя не покидает ощущение, что мы с вами когда-то уже встречались.

– Это оттого, товарищ вице-адмирал, что у меня типичное лицо, – пошутил Сергей Георгиевич. – Как, впрочем, и у вас, – добавил он хитро.

Жданов и Иванов с удивлением посмотрели на одного и на другого. Если представителя Ставки ещё можно было считать человеком с типичным лицом, то красивое лицо адмирала с аристократичными мешочками под умными, с хитринкой глазами, с аккуратными усиками назвать типичным никак было нельзя.

– Конечно, наше положение в связи с учениями и предстоящими действиями – это ни два ни полтора… Не слышали такую песенку гардемаринов? «Нам с утра и до утра – и ни два ни полтора. Ни манёвры, ни война, ни веселье, ни хандра». Но думаю, что справимся, – добавил, улыбаясь, адмирал.

– Как договорились, – пожимая Суровцеву руку, прощался генерал Жданов, – думаю, постоянное присутствие в небе истребителей мы обеспечим. Будем встречать самолёты противника и у их аэродромов. Счастливого полёта!

– Я ночью буду в Новой Ладоге, – в свой черёд сказал Иванов.

Суровцев влез в кабину «кукурузника». Надел лётный шлем. Помахал рукой. Самолет, не выруливая, коротко разбежался и взлетел. За какие-то секунды машина буквально растворилась в тумане и низкой облачности. Только шум двигателя какое-то время выдавал присутствие в небе фанерного биплана.

– А лицо и, правда, у него типичное, – вдруг сказал Ралль. – Типичное лицо офицера Генерального штаба. Ещё того, – многозначительно поднял он вверх указательный палец. – Гляди-ка, уцелел…

– Ну, вам-то видней, – многозначительно согласился генерал Жданов.

Действительно, бывшему офицеру Русского Балтийского флота Юрию Федоровичу Раллю, награждённому до революции орденами Станислава с мечами третьей и второй степени, орденом Святой Анны с надписью «За храбрость», и с 1918 года командиру красного миноносца должно было быть видней… В середине тридцатых годов аттестация в Военно-морском флоте вскрыла возмутительный факт: восемьдесят процентов командиров-моряков имели дворянское происхождение…

Ночной образ жизни Сталина с высоты Кремля бросал свою длинную, кривую и тяжёлую тень на деятельность всех штабов и учреждений в стране. «От Москвы до самых до окраин…» И если в Ставке и в Генеральном штабе к этому привыкли и приспособились, то командующие фронтами и их штабы были измучены существованием в двух взаимоисключающих режимах. Обстановка фронта почти всегда требовала с утра быть на ногах, а лечь спать раньше никто себе позволить не мог. В любой час ночи мог раздаться звонок из Москвы. И горе было тому, кто в это время прилёг отдохнуть.

Командующий Волховским фронтом генерал армии Мерецков был уверен, что именно сегодня ночных звонков не избежать. Суровцев тоже то и дело бросал взгляд на телефонный аппарат высокочастотной связи – ВЧ. Он с удовлетворением наблюдал, как новые средства связи вытесняли телеграфный аппарат Боде. В своё время ещё генерал Батюшин, как мог, боролся с телеграфной связью. Любое несанкционированное подключение к телеграфной линии уже и тогда грозило нанести непоправимый вред. А сама простота подключения в любом месте телеграфной линии делала преступным применение этих аппаратов для связи со Ставкой и между фронтами. Аппарат ВЧ зуммером прорезал тишину ночи. Мерецков снял трубку.

– Здравия желаю, Александр Михайлович, – поздоровался он со звонившим из Москвы Василевским. – Так точно! У меня, – добавил он и красноречиво взглянул на Суровцева, – передаю трубку.

Суровцев взял телефонную трубку. Поздоровался.