Цепь в парке

— Десять белых медведей везут наш вагончик к Северному полюсу. Но, как сказал человек в голубом, земля вертится теперь в обратном направлении. Как только они делают шаг вперед, земля тут же откатывается на шаг назад, и медведи не смогут доехать до цели до скончания времен. А попав в страну Великого Холода, мы постепенно становимся совершенно голубыми. Аминь!

— Почему они опять нарядили тебя, как арестанта? Мне кажется, что я тебя никогда и не знала.

— Они как раз и хотят, чтобы ты меня побыстрее забыла.

— Пьеро, здесь ужасно холодно. Пойдем погуляем на солнышке в самый последний раз.

Теперь, уверенный в своей силе, он наконец решается взглянуть на нее, он сумеет уйти так же легко, как человек в голубом, и даже не попросит подтолкнуть его на прощание: он видит едва заметные слезинки, крошечные хрусталики, собранные ею на льдине, они застыли и сверкают звездочками на ее бледных щеках, и в ее волосах негасимо пылает нежный огонь, совсем как лампада в капелле, и все-таки не так, золото не колышется на сквозняке, а вздрагивает до того резко, что он спешит отвести глаза, потому что лед тает с пугающей быстротой.

— Подожди. Я хочу еще попрощаться с семьей мамы Пуф.

Она оборачивается, проверяя, не слышит ли их мать.

— Она говорит, что Эмили никогда больше не вернется. Я думаю, это из-за нее она меня вдруг полюбила.

— А зачем Эмили возвращаться? Она уже взрослая.

— Теперь я буду умнее. Я уже начала потихоньку собирать свои вещи. Она ни за что меня не найдет.

— Ты сама даже не знаешь, где ты будешь.

— Я буду навещать тебя с мамой Пуф. Она знает, где твой дом.

Он не может больше разговаривать с ней вот так, украдкой, в церкви, когда ему хочется вобрать ее в себя, чтобы она заполонила все его существо, и тогда там он не потеряет ее сразу, она будет уходить постепенно, может быть, останется с ним на целые годы. Он встает со скамейки и смотрит на маму Пуф; она улыбается ему, похожая в своей вуали на огромный колокол.

Но, дойдя до двери, он замечает, что Джейн не пошла за ним, он выходит на улицу в сопровождении Баркаса и Банана.

— Наконец-то вышел, а мы боялись, что не дождемся, времени у нас в обрез, — говорит Банан.

— Мы сделали все, чтобы спасти его. Это мы выпустили лошадей. Надеялись, что соберется народ и они испугаются.

— Но мы слишком долго провозились и перестарались. И дюжины бы хватило.

— Он не хотел уезжать. Сказал, что никуда не уйдет из своей «деревни». Так он называл наш квартал.

— Это молодчики из армейской полиции сработали. Сволочи, завтра отплывают на пароходе, и ищи ветра в поле… Удобная вещь война!.. Он взял мой плащ, потому что озяб на мотоцикле.

— Он все равно умер бы через два месяца. Он сжигал свою жизнь, как свечу, с двух концов, и ему все казалось, что она горит слишком медленно, — заканчивает Банан и протягивает ему письмо.

— Он велел нам отдать его тебе, когда все будет кончено. Видишь, он все понимал. Когда ты захочешь забрать гитару, скажи мне.

Мимо проезжают мольсоновские лошади, звякают бочки и подковы. Возничий притормаживает и обращается к Баркасу и Банану:

— Это Крысе подали такой роскошный «кадиллак»?

Его вопрос остается без ответа, и лошади проезжают мимо.

— Меня задержала мама, она заставила меня пообещать, что мы с тобой никуда не убежим. Куда теперь убежишь… Может быть…

Она целует его в шею, гладит ладонью по щеке и снова начинает плакать.

— Я люблю тебя, Пьеро! На всю жизнь. Мы же обручились!

— Свадебные туфельки я сошью тебе сам, когда вернусь, — отвечает он немного раздраженно, ему не терпится поскорее распечатать письмо.

— Ой, о свадьбе-то мы и не подумали. Я тоже смогу писать тебе письма, — говорит она неожиданно счастливым голосом.

Он отходит в сторону и распечатывает конверт. Письмо написано очень черными чернилами, таких он еще никогда не видел, а буквы красивые, тщательно выписанные. Наверно, Крыса хорошо рисовал. Он читает:

Только я один ждал тебя здесь, я обещал Марселю, что встречу тебя, ведь из коренных жителей тут почти никого не осталось. Одни иммигранты, как твой дядя. Прости меня, что я не смог по-настоящему тебе помочь, у меня просто не было времени. Когда я узнал, что они хотят накачать мне воздуха в легкие, я понял, что моя песенка спета. И тут я как с цепи сорвался.

И особенно я хочу попросить у тебя прощения за то, что из-за меня ты увидел жизнь такой, какой тебе было еще рано ее видеть. Но мы с Изабеллой по-настоящему любим друг друга, и позднее ты это поймешь. Я дарю тебе мою гитару, она у Банана, а за ним присматривают Баркас и еще один парень. Это самая красивая вещь, которая была у меня. Ты научишься играть. Я разыскал англичанина, который научил меня той песне, и записал для тебя слова, они помогут тебе понять, что значит быть мужчиной; я уверен, что ты скоро выучишь английский, потому что теперь другие времена, и ты будешь учиться. Может быть, ты разберешься в жизни лучше, чем я. Надеюсь, белочка будет и дальше тебя любить, но на твоем месте я бы поостерегся. Она слишком красивая и не из наших. Привет, Пьеро, Марсель расскажет тебе о нас.

Крыса