Цепи его души

Площадь короля Витейра, залитая холодным солнцем, сверкала высокими окнами и шпилями окружающих ее зданий, мимо нас проходили люди, богато одетые и не очень, родители с детьми, джентльмены и леди, парочки: ладони женщин чинно покоились на сгибах локтей их кавалеров. Было что-то удивительное и волшебное в том, чтобы идти вот так рядом с Эриком, не скрываясь и не таясь. Встречая заинтересованные взгляды и отвечая на них улыбкой.

Город искрился рыхлым от холодов снегом, счастливыми лицами, ожиданием праздника. А в самом деле, ведь не так долго уже осталось до дня, когда надо будет украшать елку.

Мы как раз проходили мимо статуи короля Витэйра, и я вскинула голову. Если перед королевским театром освободителя Энгерии изобразили на лошади и с мечом, в камне, то здесь бронзовая статуя короля опиралась на трость, а голова была гордо вскинута.

— Восхищаюсь им, — сказала я. — Он столько сделал для своей страны.

— А даже если чего-то и не сделал, это дописали.

Вот не люблю, когда Эрик в таком настроении. Не люблю — и все!

— Витэйр действительно освободил Энгерию, — заметила я. — И ничего дописывать здесь не надо.

— Ну разумеется. А Робер Дюхайм просто стоял в сторонке и держал знамя.

— Робер Дюхайм? Это тот ужасный…

— Тот ужасный некромаг, который ценой своей жизни вытащил страну из-под лапы Луанской империи, да.

— Хм, — сказала я. — История говорит другое.

— История пишется теми, кому это выгодно, а ты слишком доверчивая, Шарлотта.

— Нельзя же жить, ни во что не веря.

— Чрезмерная вера приводит к разочарованиям.

— А чрезмерное недоверие — к несчастью, — заметила я.

— Несчастье — понятие субъективное.

Ой, нет.

Мы же выбрались в город не за тем, чтобы спорить, честное слово.

— Впрочем, есть кое-что, чего я понять не могу, — кивнула на оставшуюся за спиной статую. — У него было трое детей, законная жена и любовница, с которой он проводил все свое время.

— Опять в тебе говорят пережитки твоего пуританства.

— Дело не в пуританстве. А в том, что она была его постоянной женщиной.

— То есть временную ты бы поняла?

— Эрик! — воскликнула я.

— Разумеется, он не мог жениться на Милене Верроу. Во-первых, она была иностранкой недостаточно высокого происхождения (не считая того, что была куртизанкой), а во-вторых, ему нужен был династический брак.

— Недостаточно высокого происхождения? Тогда зачем он позволил ей поехать за ним?

— Вероятно, потому что любил.

— Вероятно, потому что он очень любил себя, — хмыкнула я.

— Без этого не стать королем, Шарлотта.

— Не сомневаюсь. Но вообще-то я говорила не о нравах, а о том, что я не слепо следую своим идеалам, как ты, должно быть, считаешь. Умею отмечать как достоинства, так и недостатки.

Эрик приподнял брови.

— И вовсе я не маленькая наивная девочка, которая верит всему, что ей говорят, — я вздернула нос и направилась к ближайшей лавочке, где продавали чудесные расписные пряники.

Эти пряники я безумно любила в детстве: мягкие, с начинкой из варенья, залитые густой разноцветной глазурью, они так и притягивали взгляд. И неизменно пользовались спросом у горожан, поэтому сейчас возле прилавка толпился народ.

— А говоришь, не маленькая девочка, — донеслось насмешливое из-за спины. — Хочешь пряник?

— Нет! — я направилась к следующему лотку.

Краем глаза отметила, что Эрик отошел к соседнему, и хмыкнула.

Вот и ладно!

Вот и пусть себе идет.

У этого лотка было поспокойнее: на прилавке лежали невероятно красивые ручные зеркала. Каждое как произведение искусства, и я засмотрелась на них. Узорчатые рамки были выполнены так искусно, что мне захотелось коснуться ближайшего ко мне зеркальца. Коснуться выбитого орнамента, почувствовать его тяжесть в руке.

— Хотите посмотреть? — с улыбкой обратилась ко мне женщина за прилавком.

Пожилая, в теплой накидке и чуть растрепавшейся шали.

— Нет, я просто любуюсь…

— Полнейшая безвкусица, — донесся из-за моей спины голос.

Знакомый голос.

Я обернулась и встретилась взглядом с Линой.

Изумление, отразившееся на ее лице, словами было не передать. Ра́вно как изумление на лицах Ричарда, ее будущего супруга, и графини Вудворд. Видимо, они были до глубины души поражены тому, что судьба продолжает сталкивать их с такой, как я, в самый неожиданный момент. Если к подобной встрече вообще можно подготовиться.

— Безвкусица — это открыто кричать о своих вкусах, когда тебя об этом не спрашивают, — заметила я.

Не знаю, что стало тому причиной: не то замешательство, промелькнувшее на лице продающей зеркала женщины, не то воспоминания о труппе маэлонских актеров, вынужденных покинуть страну. Как бы там ни было, меня затрясло, и затрясло основательно. Особенно когда Лина вздернула нос:

— И это мне говорит та, знакомство с которой любой порядочной мисс, не говоря уже о леди, может стоить репутации?

— Если знакомство с леди вроде тебя считать благом, то лично я лучше от него откажусь.

Лина ахнула, зато вперед шагнул Ричард.

— Да как женщина вроде вас смеет…

— Прежде чем вы скажете еще хоть слово, — из-за моей спины выступил Эрик. — Советую вам десять раз подумать.

— Вы мне угрожаете? — Ричард вскинул подбородок, раздувая ноздри.