Цепи рая

Сначала он пристально смотрел на его обувь. Затем решительно и твердо объявлял приговор, который был бы вынесен тут, будь это суд. Потом он смотрел на самого подозреваемого так, словно тот уже осужден. Виновные знают, что они виновны. Они знают, что их ждет наказание. Признание всегда выходило из них каплями пота, стекающими по лбу. Раз за разом он видел, как эта жидкость организма предает своего хозяина, струясь холодным потоком, как весенний дождь. Восемь лет.

Но парнишка, стоящий сейчас перед ним, рыдал так, что Беллас не мог понять, где тут пот, а где слезы. И даже если б мог, то не понял бы, в чем причина – в чувстве вины или в наркотиках. Сейчас Беллас мог только одно: установить факты.

– Нельзя ли там сделать музыку потише, пожалуйста! – рявкнул он, перекрывая сдавленные рыдания молодого человека и полифонические ритмы, доносящиеся от стойки регистрации. Чертовы подростки! Так он ничего не добьется. – Вы сказали, что ваша группа, включая Билл, ушла из бара в три часа, мистер Скэнлон. И куда вы отправились?

– Я не помню. Мы гуляли по городу. Джимми тоже был с нами.

– Мистер Вес…

– Вексесси.

– Век… Вес… Вессекси. Вы были на Матогианни, прогуливались по главной улице?

– Там, где бары, – сказал Скэнлон.

– Верно. Заходили в какой-либо из них?

– Их там очень много. И, как я уже сказал… я не помню…

Эту поездку на Миконос они планировали и представляли себе совсем не так. Они приехали сюда оторваться с @skinnyjew и попостить фотки с @emrata. И уж конечно, не для того, чтобы кого-то убили.

– И в какой-то момент вы его потеряли, так? – продолжал в том же духе Беллас.

– Да, мы его потеряли.

– Он просто исчез.

– Исчез. Мы думали, он подцепил девушку. – Парень снова всхлипнул.

«Нет, так не будет никакого толку!» Настроение еще больше испортилось, когда Беллас увидел подходящего к стойке регистрации мэра Миконоса, Стаматиса Маврудиса.

– Это он? Он это сделал? – спросил тот.

Мэр был высок и строен, а его длинные волосы были выкрашены в черный цвет. Беллас не мог ничего доказать, но поспорил бы на что угодно, что Стаматис балуется кокаином. А как иначе он повсюду успевал? В городе удивлялись, откуда у мэра энергия двадцатилетнего парня, когда ему под шестьдесят. При этом у него постоянно, даже в разгар лета, текло из носа.

– Это и есть убийца? Говори!

– Господин мэр, сейчас не самое подходящее время, – сухо ответил Беллас, не обращая внимания на отчаянные попытки Скэнлона понять, о чем говорят два грека.

– Не самое подходящее время? – крикнул Маврудис. Находившаяся поблизости японская семья дружно вздрогнула, и он понизил голос до шепота: – Ты понимаешь, что все уже знают?

– Кто все? Что знают?

– Фотография мертвого Кейси разлетелась по всему интернету! – сообщил Маврудис, руки его дрожали.

– Господин мэр, – твердо произнес Беллас, – не сейчас.

– Это ты мне говоришь? Не сейчас? У меня здесь два миллиона туристов! Острову причинен непоправимый ущерб, офицер Беллас. Этот отдых люди не забудут.

– Понимаю.

– Люди помнили Миконос из-за вечеринок, из-за Кардашьян – а теперь?

Маврудис выхватил свой телефон; снимок утопленника висел в его ленте. Скэнлон снова расхныкался. У стойки администратора опять загремела музыка.

– Кто-нибудь может выключить эту чертовщину? – крикнул Беллас. На этот раз его услышали.

– Ты должен сделать заявление! – взревел Маврудис.

– У нас свои протоколы…

– К черту протоколы!

– Стаматис…

– Потому что, если ты этого не сделаешь…

– Стаматис!

Беллас отступил от Скэнлона и схватил Маврудиса за лацканы. Потрясенный мэр застыл на месте.

– Я буду следовать своим протоколам, – заявил Беллас со всем спокойствием, на которое оказался способен. – Когда мне понадобится что-нибудь в твоем офисе, ты это узнаешь.

Маврудис попятился, сердито грозя пальцем. Сначала он сдерживался, но на полпути через вестибюль сдался и, словно безумец, крикнул:

– Заявление!

15

Лена первой поняла, что происходит что-то странное. Проследив за взглядом Маноса, она сразу же увидела его.

Лет тридцати с небольшим. Приглаженные песочные волосы, блондинистая, недельного срока бородка. Он сидел в середине заднего ряда, с правой стороны переполненного зала, и, похоже, понимал, что оказался в ловушке. Если б ему вздумалось уйти, встать пришлось бы сразу четверым. Выражение спокойного лица, как только на него падала тень, менялось подобно голограмме, и тогда респектабельный ученый превращался в закоренелого преступника. И это лицо казалось Лене знакомым. Откуда она может его знать? В тот же момент, когда она машинально достала телефон, еще не представляя, что будет с ним делать, Манос решил продолжить, будто ничего не случилось: