Цепкие лапы родины (СИ)

- Я тебя предупреждал, чтобы ты не сообщал никому, о своем спасении и тем паче о местонахождении. Они знают твой домашний адрес, так что твои родственники тоже в опасности. Моли бога, чтобы чехи до них не добрались. Пока будем решать, что с тобой дальше делать, будешь оставаться в части.

- Я свободен? – Микола поднялся со стула.

- Свободен – усмехнулся капитан – в пределах казармы.

* * *

Дверь уазика распахнулась.

- Вылезай, приехали!

Микола осторожно выпрыгнул наружу, осмотрелся. Он находился на небольшом плацу, перед длинным одноэтажным деревянным домиком. На другой стороне плаца стояло сооружение с большими воротами, похожее на гараж. КПП, ворота, деревянный забор с колючей проволокой. Вот она, легендарная «губа» - тюрьма для солдат. Из дверей дома вышел мужик средних лет, в камуфлированной форме, с темно-зелеными майорскими звездами на форменных камуфлированных погончиках. Прапорщик, вылезший из УАЗика, поздоровался с майором:

- Принимай, пополнение вам привезли.

- На долго?

- До особого распоряжения.

Все втроем прошли в двери. Миколу провели в небольшое помещения, отгороженное решеткой, потребовали сдать имеющееся при нем имущество. Сдавать собственно было нечего. Микола лениво выложил на стол ручку, запасную подшиву, зубную пасту, зубную щетку, мыло, несколько листов бумаги, иголку с нитками. Потребовали снять верхнюю одежду, проверили карманы, обувь, обыскали, после чего разрешили одеться. Некоторое время дежурный оформлял документы, после чего его отвели в камеру.

Последующие дни пошли как в бреду. Подъем на «губе» был в 05.00, отбой в 23.00. В промежутках, занятия по изучению устава, затем долгая изнурительная строевая подготовка, на плацу. После обеда хозработы, чаще всего совершенно скотская, грязная и бессмысленная. Однажды их доставили в большое помещение одной из местных частей, открыли заброшенный женский сортир и заставили его убирать. Толчки были забиты, кругом валялась грязная бумага, старые «затычки» и прокладки. Приходилась все это собирать руками. Толчки пробивали подручными средствами, без перчаток, голыми руками.

Досаждали постоянные издевательства конвойных. Все действия под их надзором, даже в туалете. При каждом удобном случае те старались ударить или пнуть ногой... Измученные за весь день, вечером солдаты вырубались, едва только касались коек. В камере было довольно холодно, стол забетонирован в пол. Стулья жесткие, сидеть на них более часа невозможно. В камере должен быть идеальный порядок. Малейший изъян - побои. Никаких вещей в камере ни при себе нет. Раз в день проводят обыски, с полным осмотром места пребывания. Шмонают все, убивает постоянное присутствие посторонних в твоей жизни, постоянное чувство безысходности. Вскоре Микола потерял счет дням, проведенным на губе… Все слилось в какой-то один бесконечный кошмар с регулярными побоями и издевательствами. Невольно вспомнился чеченский плен. Однажды ему даже подумалось, что в общем-то у чеченов было и не так уж плохо, если не считать той «малости», что тебя постоянно могли убить. А уж искалечить вполне могли и здесь. Одному из солдат отбили почки. После отбытия своего срока, он поехал в свою часть с кровавой мочой. Отдохнуть удавалось, только когда отвозили для допросов в военную прокуратуру.

* * *

- Рядовой Шамрай

- Я – отозвался Микола.

- На выход. В прокуратуру едешь.

Микола вышел из камеры и уже, пройдя через дежурную часть, выйдя на плац, натянул на себя бушлат. Погода стояла безветренная, было довольно холодно. После недавних побоев еще чувствовалась глухая боль в почках. На траве белел выпавший за ночь снег. Почему-то сейчас вспомнилось, что в Японии белый цвет считается цветом траура. Мрачное молчание водилы и двух конвойных – контрактников, наводило на неприятные мысли. Микола заскочил в кунг УАЗика и плюхнулся на сидение. Дверца захлопнулась. Брякнули ключи в замке.

Почти час машина громыхала и подпрыгивала по городским дорогам. Знакомый маршрут, - примерно с месяц назад его уже возили туда для допроса в качестве подозреваемого. Видать теперь народили еще какую-то проблему. Машина остановилась, дверь распахнулась, Микола выпрыгнул на асфальт. Знакомое двухэтажное старенькое здание грязно-желтого цвета, большие железные двери. Привычным движением убрав руки за спину, он прошел внутрь. Некоторое время его вели по коридорам. Остановились перед дверью одного из кабинетов. Старший конвойный, с кожаной папкой в руках, осторожно постучался и заглянул в кабинет, что-то сказал… Минут через пять Миколу ввели в кабинет. Следователь - мрачный мужик в военном кителе нового образца, с капитанскими погонами кивнул на стул перед его столом. Микола присел, конвойный вышел за дверь.

- Основная часть расследования закончилась. Вот, ознакомься и распишись… Капитан положил перед ним бланк бумаги с машинописным текстом.

- Що це такэ?

- Цэ, пан Мыкола, обвинение! Не хочешь, не читай, все равно мало что поймешь. Распишись здесь, здесь, тут и тут. – Следак ткнул пальцем, где надо расписаться и положил перед ним ручку.

- И в чем же меня обвиняют?