Цепкие оковы силы

Она мыла голову. Обычные действия, ни грамма кокетства, жеманства, игры, нарочито сексуальных движений или попытки совратить. Но я чудом заставлял себя стоять на месте. В штанах давно уже стояло колом и требовало идти в наступление.

Но нельзя.

Паулина достала губку, налила геля для душа, а потом снова взглянула на меня.

– Раз уж вы здесь, может, потрете мне спину? Мне неудобно.

Я сглотнул и двинулся к ней.

– Не нужно, – прохрипел, как старик, отказываясь от губки. – Сам.

Только руки, только ладони. Я возненавижу себя, если позволю какой-то вонючей губке дотрагиваться до ее тела вместо меня.

Налил немного геля, он пах чем-то резким, хвойным. Скорее мужской запах, чем женский. Впрочем, да какая разница! Хоть дегтем!

Вспенил гель и медленно, чувствуя себя закоренелым мазохистом, приблизил руки к спине Паулины. Коснулся, одновременно боясь и желая, чтобы прямо сейчас она одумалась и послала меня куда подальше.

Не одумалась, не послала. Только выдохнула чуть громче, чем до того.

Провел ладонями по плечам, затем вниз по лопаткам, спине, после вверх, к рукам лаская. Изучая это манящее тело.

И снова спина, и снова плечи, и снова руки, а потом вниз, дотрагиваясь до округлых ягодиц.

Аппетитные, соблазнительные. Вот бы скользнуть между ними… вот бы…

В голове пусто, вся кровь собралась в паху. Не понимая, абсолютно не соображая, что делаю, влез к Паулине в ванну. Прямо в штанах, футболке, носках. Прижался к ней сзади, к мыльной, остро пахнувшей хвоей и желанием.

Желанием? Или мне кажется? Или я схожу с ума? Ну и пусть, главное, чтобы вот так стоять, вот так трогать ее…

Заскользил руками по бедрам, животу, затем вверх, ощутил под пальцами грудь и твердые, жаждущие поцелуев соски. Вот бы вобрать их каждого в рот, нежно прикусить, заставить Паулину стонать, выгнуться навстречу. Чтобы она… а потом…

– Спасибо за помощь, Александр, дальше я сама.

Смысл слов я понимаю не сразу, и остановить свои руки могу тоже не сразу. Ей приходится повторить.

– Дальше я сама.

Голос сдавленный, будто его владелица не говорит, а выдавливает из себя слова. Но от этого не легче.

В одно мгновение я хочу заорать, ударить ее, повалить на пол и взять прямо здесь и сейчас. Мыльную, пылающую ненавистью и такую беззащитную.

Нельзя.

Приказываю себе убрать руки и перешагнуть через бортик ванны. Сил убраться к себе уже нет, как бы не завыть, продержаться.

Отворачиваюсь к стене, но так еще хуже. И видеть ее не могу, но и не видеть тоже.

Ведьма. Стерва. Гадина.

Лучше материть ее про себя, чем представлять, что могло бы быть. Представлять, какая она внутри.

Я всегда думал, что сильный. Ан нет, слабый.

Слабак.

Она продолжает мыться, будто ничего и не произошло.

Хотя о чем это я, она попросила только потереть спинку. Русским языком, только, черт бы ее побрал, спинку. Ничего более. Это ты, Волков, разошелся.

Кобелина безумная.

Увидел грудь, попку и сорвало мозги. И сейчас растекаешься зловонной лужей. Как сопля.

Терпи, Волков, ты же мужик. Сцепи зубы и терпи.

Когда хлопнула дверь, я снова залез в ванную. Содрал с себя мокрую одежду и включил воду. А потом долго-долго стоял под обжигающими струями. Просто так. Ни о чем не думая, ни о чем не жалея, ничего не требуя.

Хватит.

Глава 7. Паулина

В душной, жарко натопленной комнате меня трясло, как припадочную. От холода. От осознания собственной глупости.

Идиотка!

Что ты творишь?!

Зачем провоцируешь?!

Его. И себя, дуру безмозглую.

Хотела проучить за то, что появился в твоей жизни, перевернул все с ног на голову, сделал только хуже. И что получилось? Наказала саму себя.

Запомни, дура, и повторяй каждый раз, когда захочешь сделать что-нибудь безумное. Он работает на Юрьева, ты работаешь на Юрьева. Но он уйдет, когда родит Ольга, а ты останешься, навечно прикованная цепями к колдуну. И без того слабая, зависимая.

Хотя, если хочешь, чтобы душа вдребезги, чтобы бешеной волчицей навсегда. В тесную клетку. Чтобы Юрьева порадовать, ведь он давно грозится превратить тебя в животное, от которого только кровь и нужна. Если хочешь, вперед. Только потом не реви, не жалуйся. Никто не поможет.

Ошибалась мама, и прабабушка тоже, и жрица, была ли она или привиделась, любовь – это вовсе не оружие. Это слабость. Моя слабость. В которую Юрьев не преминет ткнуть побольнее, надавить, сломать.

А теперь спи, идиотка. Смотри свои эротические сны и не жалуйся.

Мысленно обругав себя на все корки, скинула мокрое полотенце и залезла в кровать. Укрылась с головой в одеяло, закрыла глаза. Еще долгое время перед внутренним взором стояло лицо Волкова, больное, разочарованное и одновременно непонимающее, а потом я уснула. И как хорошо, что тот, кто отвешивал людям сны, обо мне сегодня забыл.

Утром моя дурная выходка перестала быть такой яркой, как вчера. Встретив Волкова на кухне, я сделала вид, что страдаю амнезией, он и вовсе на меня не смотрел. Болтал с Ольгой на отстраненные темы и поедал очередные блины.

Она откормить его хочет, что ли? Чтобы в дверь не влез, застрял, и с ним можно было делать все, что хочешь?

Заманчивая идея.

Тьфу, успокойся дурная!