Цепная реакция

Но тут начинается медляк. Никки резко останавливается. Тянусь к ее талии и мягко привлекаю к себе. Теперь мы стоим лицом к лицу. Она смотрит на меня: длинные ресницы почти касаются бровей, а глаза такие, что я бы растаял в них, если бы она мне позволила. Воздух между нами так пульсирует электричеством, что в этом просто невозможно ошибиться. Если мы с ней будем вместе, случится взрыв… в хорошем смысле слова. Она пытается меня припугнуть, и выглядит это адски сексуально. К тому же я не из пугливых.

— Hola, corazón[29], — говорю я и шевелю бровями.

Жду, что она улыбнется. Или даже засмеется. Но на то, что мне засадят коленом в пах и прошипят «Иди на х…» — я точно не рассчитываю. А Никки Круз делает именно это.

8. Никки

Я НЕ СОБИРАЛАСЬ ЭТОГО делать.

Ну ладно, лукавлю. Я правда собиралась врезать ему по особо нежным местам. Только не хотела делать это так сильно — перед всеми, включая жениха и невесту. И моих родителей. И его мать. И всех, кому в тот момент приспичит тусоваться на танцполе.

Пока Луис, схватившись за промежность, морщится от боли, я ухожу, направляясь к женскому туалету. Хотя это больше смахивает на бегство. Может, если я быстро исчезну куда подальше, никто не узнает, что дочь доктора Круза совсем головой двинулась. Слабая надежда, знаю.

Запираюсь в кабинке, всерьез рассчитывая засесть тут навсегда, если так у меня получится хотя бы какое-то время не встречаться лицом к лицу с остальным миром. Минут пять притворяюсь, что меня не существует, и мысленно желаю оказаться каким-нибудь вымышленным персонажем в одной из дурацких игр Бена. Наконец мне начинает казаться, что тучи разошлись, на горизонте все чисто… и тут я слышу цоканье каблуков по плитке и стук в дверь моей кабинки.

Тук-тук-тук.

— Никки, это мама. — Костяшками пальцев она барабанит по двери. — Открывай.

— Что, если я не хочу?

В ответ мама лишь сильнее колотит по пластику.

Медленно открываю дверь.

— Ну вот, — говорю я, выдавливая из себя улыбку.

— Не нувоткай мне, юная леди. Ты поставила нас с отцом в отвратительное положение.

— Извини, — на автомате отвечаю я.

— Тебе не только передо мной придется извиняться. Что, ради всего святого, на тебя нашло, Никки?

— Ничего. — Если я скажу правду, мама узнает мою тайну. А я еще не могу с ней поделиться. По крайней мере пока сама не выясню, что теперь делать. — Я просто… Это случайно получилось.

— Случайно? — переспрашивает мама, видимо, не особо поверив. Потом вздыхает. — Не знаю, что с тобой происходит, Никки, но причинять боль другим людям и позорить себя и свою семью — это точно не выход.

Знаю. Но я не могла просто стоять там, позволив Луису обнимать меня за талию сильными руками. Хотелось положить голову ему на грудь и притвориться, что вот он, рыцарь в сияющих доспехах, желающий отомстить за мою поруганную честь. Но все это, конечно, сказки. Когда он заговорил со мной по-испански, это слишком сильно напомнило мне о Марко и о самой большой ошибке в моей жизни. У меня нет ни рыцаря, ни чести.

— Видимо, ты хочешь, чтобы я извинилась.

Мама кивает.

— Да. И чем быстрее, чем лучше.

Смотрю, как мама выходит из туалета, оставляя меня одну. Она хочет, чтобы я сама приняла решение извиниться, и не станет заставлять меня это делать. Снова запираюсь в кабинке и прислоняюсь спиной к двери.

Знаю, я веду себя неразумно. Не все мексиканские парни такие же, как Марко, и не все мексиканские американки такие же, как я. Вообще-то большинство мексиканских девушек, которых я знаю, прекрасно говорят по-испански и имеют в соседях как минимум нескольких мексиканцев. Большинство — но не я. Может, я слишком строго отнеслась к Луису, а может, и не ошиблась ни на йоту.

Слышу, как открывается дверь туалета, а следом — перестук по полу нескольких пар каблуков. Раздается голос одной из девушек.

— О божечки, поверить не могу, что девчонка, которая танцевала, как чокнутая, взяла и пнула Луиса! И бросила его на танцполе!

Я его, кстати, не пинала. Коленкой ему заехала — это да. Но поправлять девушку-о-божечки я не тороплюсь. По крайней мере не сейчас.

— Видела, какие у него вкусные губы? — говорит вторая девушка. — Мням-мням.

Закатываю глаза.

— Ну естественно! Я вообще-то предложила Луису помочь залечить его раны. И мы встречаемся через пять минут на пирсе. Вернусь — расскажу, какой он на вкус на самом деле.

Тут возникает пауза. Подсматриваю в узкую щель между дверью и стенкой кабинки. Девушка-о-божечки поправляет декольте, чтобы грудь попышнее выпирала из платья — ну прямо как ягодицы. Потом поворачивается к подруге:

— Как я выгляжу?

Я расцениваю это как повод явить себя миру и выхожу из кабинки. Девчонки надолго зависают, глядя то на меня, то друг на друга, но наконец понимают, что в туалете кроме них есть еще кто-то. А я стою совсем рядом с ними и смотрюсь в зеркало — притворяюсь, что поправляю прическу и макияж.

Решаю оживить их беседу и внести в нее свою лепту. Не то чтобы меня об этом просили, но мне кажется, им это пригодится.