Цепная реакция

Едва с ее губ слетает это слово — «цинична», — как я вдруг слышу до боли знакомый голос. Он говорит по-испански, и слова эхом отражаются от стен коридора. Марко. Когда-то само его звучание, глубокое, рокочущее, заставляло меня улыбаться от уха до уха. Теперь же — словно железом по стеклу провели.

Смотрю на Кендалл. Она сочувственно гладит меня по руке.

— Не обращай на него внимания, — советует она.

Конечно, я не стану обращать внимания на Марко, чем успешно и занималась последние два года. Не только он изменился до неузнаваемости — я тоже стала другой. Гляжу на его шкафчик у противоположной стены, делая вид, что чешу подбородок о плечо. Марко разговаривает с каким-то парнем, который отчего-то кажется мне знакомым…

Подождите-ка. Одну. Секунду. Да нет, быть не может. Это Луис Фуэнтес, тот самый парень, чью одежду я спрятала, когда была на свадьбе его брата два года назад. В последний раз, когда я его видела, он был абсолютно голым. Правда, это было так давно, что он, уверена, и не вспомнит меня. Хотя я его помню. Именно Луис напомнил мне, что я по-прежнему уязвима. В ночь нашей встречи я и стала циничной.

Снова перевожу на него глаза. О нет. Он смотрит прямо на меня.

11. Луис

НЕЗЕМНЫЕ ГЛАЗА. ВОЛНИСТЫЕ каштановые волосы. Самомнение с милю длиной. Да, она повзрослела, но та ее аура, аура «колючего ангелочка», никуда не делась.

Я узнал бы ее где угодно. Смог бы разглядеть даже в толпе, среди тысячи других. Девушку, которая отказывается от своего мексиканского происхождения. Девушку, которая танцует, как робот. Девушку, которая отшила меня в ту самую ночь.

— Это же Никки Круз, ¿verdad?[31] — спрашиваю я Марко. Мы с ним старые друзья по школе, и это вызывает у меня странное чувство — как будто я и не уезжал отсюда. Даже не подозревал, как сильно, оказывается, прикипел к Фейерфилду душой, хоть и жил в других местах шесть лет. Но сегодня рано утром пришел в школу, получил в администрации расписание и едва успел добраться до шкафчика, как меня окружила куча прежних друзей, тех, с которыми я когда-то здесь тусил.

Марко глядит на девушку. Кивает.

— Откуда ты знаешь Ник?

— Столкнулись пару лет назад на свадьбе у моего брата. — Я не собираюсь вдаваться в подробности, как она в ту ночь спрятала мою одежду и оставила голым разбираться с разъяренной девчонкой. Вместо этого спрашиваю: — ¿Cuál es su historia?[32]

— История ее очень проста: Никки — отвратительно богатая стерва с офигенно классным телом, просто созданным для траха, — цедит Марко. — Puta[33], в общем. Держи свою задницу подальше от этой сучки, если не хочешь съехать из-за нее с катушек.

Смотрю в ее сторону, и наши взгляды встречаются. Интересно, она меня помнит?

Пока Марко треплется с парнями, не свожу с Никки глаз. Она быстро отворачивается, говорит что-то стоящей рядом высокой блондинке. Потом откидывает волосы за спину, и обе девушки, не оглянувшись, скрываются в коридоре.

Первые два урока пролетают практически мгновенно: так круто снова видеть старых друзей, когда думал, что вы больше никогда не встретитесь! Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Марко одноклассники неинтересны, он предпочитает тусить с «большими людьми» за пределами школы. Ясно, что попусту трезвонить о своих противозаконных связях никто здесь не станет. Когда-то практически все наши соседи тем или иным образом имели дела с бандой. Кое-кто поступает так до сих пор.

Может, в южных районах Фейерфилда почти не осталось членов «Крови», все равно мы остаемся здесь самыми бедными учениками. И если начальную и среднюю школы стараются не смешивать, то старшая представляет собой мультикультурный котел, в котором плавятся обитатели всех районов города.

Я впервые задумываюсь, насколько тут все отличается от Боулдера, когда переодеваюсь к физре. Сижу на скамейке в раздевалке, едва вытащив из шкафчика спортивный костюм, и слышу:

— Ты занял мое место, мексикашка. — Незнакомый белый накачанный парень недовольно возвышается надо мной. — Вали отсюда.

Не могу сдержаться — смех невольно вылетает изо рта.

— «Мексикашка»? Ты назвал меня мексикашкой?

— Ты меня слышал. Усаживай свою грязную иммигрантскую задницу в другое место.

В отличие от братьев я не люблю махать кулаками и пока что не собираюсь начинать драку. Спокойно продолжаю снимать ботинки, мысленно напоминая себе: этот парень не стоит того, чтобы из-за него меня вышвырнули из школы. Запугать себя я не дам.

— Прости за плохие новости, гринго, — говорю, — но я никуда не свалю. Сегодня первый день учебы. У тебя еще нет никакого «своего места».

В раздевалку вваливаются другие парни, становится тесно. Гринго громко стучит кулаком по шкафчику над моей головой, так что все теперь пялятся на нас.

— Предупреждение, — рычит он сквозь стиснутые зубы и пинком отправляет мои ботинки в другой конец раздевалки.