Цепная реакция

— Подумай получше, потому что мне придется звонить твоей матери и объяснять, почему я упек тебя в обезьянник и подозреваю в распространении наркотиков, да не абы каких, а серьезной дряни. Я бы предпочел озвучить ей более приятную причину того, чего ради ты поперся через весь город, чтобы огрести себе проблем на задницу.

Неужто Рейес тоже думает, что нищие мексиканцы в северных кварталах только газоны стригут да дома моют?

— Я пришел сюда не за проблемами на задницу, — отвечаю я.

— Серьезно? Тогда почему ты здесь?

— Его пригласили, — слышу я голос Дерека. — Я пригласил.

— И кто ты, черт возьми, такой? — интересуется Рейес.

— Я здесь живу.

— Правда? Дай-ка взглянуть на твои документы.

Дерек достает удостоверение, и мой сосед несколько секунд его изучает. Хмыкает.

— С днем рождения.

— Спасибо.

— Уверен, ты в курсе, что алкоголь в Иллинойсе разрешено употреблять с двадцати одного года. Тебе восемнадцать. — Рейес притворно-сокрушенно цокает языком и качает головой. — Где твои родители?

— В Вегасе.

— А ты, стало быть, решил этим воспользоваться и, никого не спрашивая, устроить дома вечеринку по поводу дня рождения?

Дерек кивает.

— До сих пор это казалось хорошей идеей.

— Угу, я вижу. Отправляй всех по домам, закрывай дверь, поедешь с нами в участок. С твоими родителями мы свяжемся, — командует Рейес.

Дерек — единственный гринго, кто не побоялся выйти и вступиться за меня.

— Не надо тащить его в участок, Рейес, — говорю я. — Оставь парня в покое. У него все-таки день рождения.

Офицер качает головой.

— День рождения — не повод нарушать закон, Луис.

Меня подводят к задней двери одной из патрульных машин. Марко и Дерека — к другой. Двое напарников Рейеса увозят их в участок, а сам он разговаривает с Дуганом и его прихлебателями. Я вижу, что офицер все время делает какие-то пометки в блокноте. Наконец он вместе с еще одним напарником возвращается и садится в машину.

Рейес занимает сиденье водителя. Заводит двигатель, поворачивается ко мне.

— Ты сегодня нереально облажался.

— А то я сам не понял.

— Луис, послушай меня. Я забочусь о твоей матери. Новость, что ты подрался и что тебя застукали с наркотой, здорово ее огорчит.

— Я уже сказал: кокс не мой.

— Тогда чей? Заначка твоего приятеля?

Пожимаю плечами.

— Не знаю.

— Вот как мы поступим. Ночью, позвонив вашим родителям, я отпущу тебя и твоих друзей — потому что конкретно у вас я наркоты не нашел, а несколько свидетелей заявили, что на драку вас с Марко спровоцировали. Но отныне я буду следить за тобой, как ястреб за цыпленком. И если узнаю, что ты снова ввязался в драку или дилером подрабатываешь, — загребу в кутузку так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь.

Вот дерьмо, этот парень и так уже пролез в жизнь mi’amá, а теперь еще и заботливого папашу будет из себя корчить. Я рос без отца всю жизнь и вроде нормально справлялся, зачем он мне теперь?

— Ты мне не отец, — напоминаю сквозь зубы.

— Ты прав. Но если был бы — запер бы в камере на ночь, чтобы ты хорошенько усвоил урок.

22. Никки

Я РАССЛАБИЛАСЬ И ПОТЕРЯЛА БДИТЕЛЬНОСТЬ. Это в мой план не входило. Сегодня, когда мы с Луисом были в домике у бассейна, я на какое-то время позволила себе поверить, что Луис и Марко — совершенно разные.

А потом увидела драку.

Но Луис и Марко не друг с другом дрались — они вместе сцепились с Джастином и парнями из футбольной команды. Кулаки Луиса просто летали, и хуже всего, что ему это, как мне показалось, даже нравилось. Драка словно утоляла в нем какую-то важную потребность.

Не знаю, кто начал первым. На самом деле это не так важно. Важно, что Луис не отказался в ней участвовать. И даже больше: он был единственным, кто до самого конца оставался на ногах, готовый принять вызов от любого, осмелившегося выступить против него. Луис не остановился, пока его копы не скрутили.

А потом я увидела наркотики. Прямо у его ног, на траве.

Я не могу встречаться с тем, кто ввязывается в драки и торгует наркотой. Марко когда-то тоже дрался чуть ли не с каждым, кто на него косо смотрел, из-за чего его даже исключали из школы. Директор Агирре, конечно, говорит на каждом углу о политике нулевой терпимости, однако, стоило нашему классу оказаться в девятом, он быстро сообразил, что если, как того требуют правила, после трех провинностей исключать ученика, то практически никого с южной стороны в школе не останется. Он, конечно, по-прежнему грозит нам отчислениями, но редко воплощает эту угрозу в жизнь.

Нужно заставить себя перестать думать о Луисе. Вернувшись домой после вечеринки, я падаю в кровать, но не могу заснуть — и не могу удержаться, чтобы не корить себя за мягкотелость и уязвимость. Я сорвала все свои запреты, но я знала, чтó делаю. А Луис не сказал, что связался с наркотой, и это все меняет.

Утром в воскресенье я просыпаюсь с надеждой, что Гренни наконец начала есть сама.

— Ну как там Гренни? — спрашиваю Сью, едва зайдя в приют.

— Так толком и не ест ничего. У бедняги явно депрессия.

Я бегу к отсеку старушки. Подхожу к дверце, и Гренни начинает принюхиваться.