Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером

— Мы их тоже убиваем. Сегодня я сама убила двоих… Вот этой рукой… — Она поднесла к его лицу свои красивые длинные пальцы. — Поцелуй мою ладонь!

Он поцеловал. Он прикоснулся языком к середине ее ладони, провел по линии жизни, глубоко врезавшейся в шелковую мягкую кожу, и вдруг почувствовал, что линия жизни неожиданно оборвалась.

— Им было больно?

— По-разному. Один умер легко, я попала в сердце, даже на рубашке никакого следа, капелька вытекла. Другому было немного хуже, но тоже быстро.

— Ты перерезала ему горло?

— Как ты догадался?

Ник стоял на коленях и смотрел на ее лицо снизу вверх, выламывая шею.

— Я почувствовал!

Настольная лампочка все также горела. Он проснулся моментально, но не сразу осознал себя. Сон оказался таким сильным, переполненным запахом и плотью, что Ник почти перепутал его с реальностью.

Вместо лица Тамары перед ним было опять лицо девочки. На него смотрели напуганные глаза. Таня прижимала палец к губам.

— Что? — спросил шепотом Ник.

— На улице!

— Что на улице?

— Они пришли.

Он посмотрел на закрытую дверь.

— Прости, не понял.

— Они вошли в храм.

— Сколько их?

— Не знаю, я услышала, как сняли замок, потом хлопнула дверь. Хотела посмотреть, но сперва испугалась, а потом уже никого.

— Наверное, это сторож.

— Нет, мне показалось, я слышала женский голос.

— Тогда это не они.

— Не нужно! — она попыталась защититься, спрятать ключ, но Ник легко отнял ключ и открыл дверь.

— У меня есть одна мысль! — сказал он. — Если получится, будет немножко меньше проблем. Жди здесь, никуда не выходи.

Пересекая двор, он наступил на собачий хвост. Животное заворчало, сонно приподнялось, но опустилось на место. Дверь в здание храма чуть приоткрыта. Обычно здесь висел огромный замок. Зачем Тамаре понадобилось приходить сюда ночью? Что он ей скажет? Кружились в голове вопросы, принесенные из сна. Ник осторожно вошел в гулкую темноту.

Приподняв штору, Татьяна видела, как осторожно, без звука затворилась за ним дверь. Она всхлипнула, вытерла слезы. Посмотрела и увидела, что сжимает в руке кусок казенной простыни. На простыне была фиолетовая печать турбазы. Печать расплылась. В дверь постучали. Постучали громко два раза.

— Нет же! — сказала она хрипло и встала спиной к окну. — Я не хочу! — она помотала головой, рассчитывая избавиться от происходящего, как от кошмара, вырваться из него, как из неприятного сна. — Уходите! — она погрозила зажатым кулачком закрытой двери. — И сплю уже!

С медленным скрипом незапертая дверь отворилась, и в комнату вошли двое.

— Не спишь ты! Врёшь ты! — сказал смуглый парень, путая русские ударения. (Этого лица Таня еще не видела, может быть, прошлой ночью она не запомнила его.) У парня левая скула торчала сильнее правой, темное лицо казалось мокрым, оно было неприятно искажено улыбкой. — Ты даже не раздевалась!

Второй парень закрыл дверь на ключ, благо тот был оставлен в скважине.

— Я разденусь… — сказала Таня. — Я сама… Не рвите на мне платье. Пожалуйста, не рвите… Я сама все сниму. Вы можете меня трахнуть, как вам хочется… Я согласна. Я не буду кричать.

— Разве я сказал, что хочу тебя трахнуть?

— Нет, но я…

— Пусть разденется! — возразил негромко другой. Он подмигнул девочке темным глазам. — Пошалим немножко, а?

— Пошалим! — сказала она, дрожащей рукой отрывая верхнюю пуговицу. — Я с удовольствием даже… Мне в прошлый раз, честное слово понравилось. Я никому не сказала…

— И дружку своему не сказала? — скуластый присел на стул, туда же, где несколько минут назад сидел Ник, и закинул ногу на ногу. У него были блестящие остроносые штиблеты. — Кстати, где он, твой дружок, в каком номере? В какой комнате?

— Какой дружок?

Она замерла, она чувствовала, как одолевает неприятный холодный пот. Она не ощущала больше страха, все уже случилось.

«Как ни бейся, все равно убьют, прямо сейчас, — поняла она. — Больно будет. Что-то нужно сделать, что-то сказать!.. Говори — не говори, все равно», — Она понюхала свою ладонь, бросила кусок простыни на пол. Ладонь пахла очень неприятно, чем-то липким, не потом. Таня подумала, что такие выделения бывают перед смертью.

— Какой дружок? — с трудом ворочающимся языком повторила она.

— А тот, что повара утром заколол!

Блестящий ботинок качнулся в воздухе и вдруг с размаху (скуластый даже не встал со стула, только чуть приподнялся на руках, держась за сиденье) ударил девочку снизу вверх, в грудь.

Слева от себя она увидела нож. Она поняла, что окровавленный нож они будут вытирать этой самой тряпицей со штемпелем. Она почти не почувствовала боли. Только отупение и некоторая слепота. Она хотела крикнуть что-нибудь веселое, очень громкое, разбудить соседние комнаты песней, но песня засохла в онемевшем горле.

— Не надо меня резать, — очень-очень тихим шепотом выдавила она. — Ну пожалуйста… Не режьте меня, мальчики!