Цепные псы пантеонов

Петров изобразил, как сумел, птичьей мимикой, что перспектива не похожа на вкус мармелада.

— А если купиться на посылы того загадочного гражданина из ночного метро? Он вроде сулил покровительство...

Здесь призрак уже окончательно не сдержал презрительную мину: мол, если мы начнем шакалить за крышу по таким подворотням, то лучше сразу сдаваться.

— Ты правильно понял, что он тебе втолковывал? Анонимный фрукт ведь весьма доходчиво объяснил, что, будь ты хоть с тысячей разных оборот-браслетов, одиночке выжить в инферн-среде невозможно. Или ты приткнешься к какому-нибудь пантеону, или тебя приткнут по категории «раб». А вот о чем он умолчал, так о том, что, чем ниже твое место в пирамиде пантеона, тем твоя доля незавидней. И я, наверное, без физического тела стал глуховат и что-то не расслышал, чтоб тебе предлагали скипетр и маршальский шарф. — Это так неприятно, когда вампир оскаливается в презрительной улыбке. Пусть даже это всего лишь тень вампира.

Но нашему Петрову было не до сантиментов. Антон, между прочим, невольно оглянулся на гряду вывалянных в мазуте пакетов просроченных чипсов. Показалось, будто за кучей происходит подозрительное шевеление. Слава Богу, только показалось.

— Ладно, убедил, таинственного незнакомца забудем. Какие еще есть варианты? — Если Петров не стремился вступить в ряды ни «Эдды», ни волхвов, то уж тем более Антону не хотелось ложиться под незнакомцев. Но посвящать в свои истинные планы призрака-попутчика он не считал обязательным.

А на самом деле Антон прикидывал, удастся ли ему смыться от всех инферн-армий, сколько их там делит этот мир, и попытаться с помощью яда оживить Настю — возникла такая идея, и чем дальше, тем настырнее грызла Петрову душу. Правда, способен ли яд его изобретения Настю оживить, тоже пока оставалось тайной за семью печатями. Здесь уже требовались лаборатория и полновесный цикл опытов над инферн-мышами.

— Вариант один — сидеть в теле чайки и ждать. Кто нас раньше найдет, тот сегодня сильней, с тем и пытаться договориться.

— Даже с «Эддой»? — понадеялся Петров внушить Зигфельду, что волхв-дивизион все-таки симпатичней.

Эрнст лишний раз изобразил рожей, что сетования друга Петрова начинают доставать даже его — личность не от сего мира:

— Уговорил. Если нагрянет «Эдда», будем биться до последнего.

— Тебе легко, ты уже мертв, — в сердцах щелкнула клювом чайка по имени Антон.

И, будто этот щелчок послужил сигналом, зачихали выстрелы подствольников, и чайку Петрова с компанией прочих птичек лихо и профессионально накрыло запущенной навесом и развернувшейся в воздухе капроновой сетью. И Антон не успел задать самый заветный свой вопрос, к которому исподволь подводил разговор: «Что будет, ежели Антон Петров возьмет себе, да просто полетит, куда глаза глядят, подальше от Питера?» Впрочем, теперь этот вопрос уже лишился актуальности.

Чайки, оставшиеся вне сетки, взмыли, будто истребители с вертикальным взлетом. Бьющиеся крылья подняли в воздух тучи пропитавшейся вонью пыли, огрызки более тяжелого мусора организованная крыльями вьюга стала вязать в смерчевые узоры. От возмущенных птичьих воплей чуть не лопнуло небо, будто от диджеевского речитатива потолок в ночном клубе.

Оставшиеся на воле птицы превратились в буран, сначала за буранной стеной было ни фига не разглядеть, особенно из позиции попутанного и прижатого к жиденькой молодой травке Антона. Потом досужий ветерок раскружил оброненные последними улепетывающими птахами перья. И вроде как наступила относительная тишина, и даже стало можно расслышать ворчание далекого бульдозера.

Антон, расцарапав руку браслетом и обернувшись человеком, попытался вырваться из сетки, но куда там. Хочешь — уймись и сопи в грязь шнобелем, хочешь — бейся в конвульсиях, словно эпилептик, — не поможет. Этот капрон выдержал бы и атаки медведя-шатуна. Зато вся блевотная, сдобренная едким птичьим пометом грязь легко попадала внутрь сквозь ячейки. Так что, когда пленника окружили люди в обрыдлом камуфляже, никто из них не заспешил первым крутить Петрову локтевые суставы.

— Прекратить брезговать! — с командирской властностью прикрикнула на бойцов появившаяся из-за их спин дамочка. По традиции — вся в прельстительно розовом, и даже сквозь удушающий смрад пробивался шарм достойного парфюма.

— Да это же Катька! — сочувственно признал невидимый прочим участникам сцены Зигфельд. — А я так надеялся, что нам удастся побить рекорд! — И развеялся окончательно. Типа, бросил товарища в беде.