Цербер

Он спросил: «Что с вами?» — обыкновенным человеческим голосом, и все они забегали, как растревоженные муравьи, и многие из них были с оружием, которое со страху наставили на него, но самый главный из них приказал не трогать его, и они вынуждены были подчиниться своему главному, но ведь он и так не боялся их, это они его боялись, хотя их и было много, гораздо больше, чем он думал. На это не стоило обращать внимания, и постепенно он успокоился. Тут подоспело время лететь. А их главный так и не заговорил с ним больше и не захотел быть рядом,

…Михаил устроил себе сиденье в проеме кабины между правым и левым креслами, чуть позади, сцепив привязные ремни от пилотских кресел. Оба пилота не поворачивались к нему. На них были черные шлемы, скрывающие лица.

— Теперь курс двести пятьдесят, доворот десять! — приказал он, одной рукой прижимая к горлу ремешок ларингофона, другой придерживая на коленях клавиатуру. По экранчику компьютера ползла карта. Снаружи ничем не отличающийся от своих собратьев-тружеников на заштатных линиях, «восьмой» имел бортовое оснащение, как какой-нибудь «С-72» улучшенной модификации.

— Идешь так двадцать минут! Скорость сто восемьдесят!

Он пролез обратно в бочкообразный фюзеляж с ребрами-шпангоутами. По скамьям вдоль бортов сидели четверо, двое дремали, один смотрел наружу, один, неслышно насвистывая, демонстративно ковырялся в затворе «Калашникова». Михаил споткнулся об него. Парень нехотя подобрал длинные ноги в огромных ботинках на рифленой подошве.

Время дружеских бесед кончилось, и от него не собирались это скрывать. Однако автомат был только у одного, это Михаил отметил.

Он наклонился к иллюминатору в дверце. «Алуэтт», мерно помаргивая красным и зеленым проблесками, шел, не отрываясь, на сотню метров вниз и вправо. Андрей Львович держал слово, находился в прямой видимости.

Длинный нос делал силуэт вертолета похожим на хищное злое насекомое, а вообще-то он очень напоминал «летающий банан» американских копов. Земля внизу была еще темной. Промелькнула чуть более светлая полоска шоссе в просеке. Они заходили большим кругом, давая Бате и остальным возможность приготовиться. Там должны были уже давно слышать шум.

Михаил внезапно появился между пилотами.

— Вниз!

Двадцать минут только начались, и первый удивленно вскинулся, но дал штурвал от себя, одновременно снижая обороты и тягу. Видимо, им были отданы четкие распоряжения подчиняться и не рассуждать. Темные кляксы леса в нижнем фонаре поплыли навстречу.

Второй пилот дернул его за рукав, указывая на три столба дыма, и Михаил показал — туда. Что-то очень они густы и разнесены для тех трех костров, о которых они с Павлом договаривались…

Строящиеся дачи открылись сразу. Расположенные чуть в низине, куда не доставали пока первые лучи восходящего солнца, они были освещены с трех сторон. Горели три дома в разных местах поселка. Сверху было трудно понять, что там происходит, и он вновь показал — туда и ниже, ниже. Командир повел машину к среднему дыму.

Они упали возле нужного дома, где была подходящая поляна. От него, пригибаясь, бежали почему-то двое с носилками. Михаил успел только распахнуть дверцу и увидеть сквозь дым, как хищная тень второго вертолета закладывает разворот вокруг места посадки «восьмого». Потом его оттеснили направо от двери. Ногам мешал короб с лебедкой.

— Что с ним? Почему носилки?

— Черт его знает, — выдохнул Павел, тяжело дыша и отдуваясь, будто носилки с Зиновием Самуэлевичем были неподъемными. Для Паши-то Геракла! Гоша, втиснувшийся сзади, и то выглядел бодрее.

— Пошли мы сигнал ставить, час назад примерно. Мусора натащили три кучи, соляром полили, только зажигалку поднеси. Он спросил, зачем, я ответил. Тут вы. Зиновий вдруг посинел, свалился, я думал — сердце или что. И вдруг загорелось. Само по себе загорелось, и сразу в трех местах. Там не было никого, точно. Понимаешь? А носилки в доме нашлись. Может, для работы понадобились, может, еще нужны будут.

Говоря так, Павел не забывал изображать одышку и безмерную усталость в сочетании с растерянностью. У него получалось очень натурально. Он даже плюхнулся, вроде бы не оглядевшись, на ближайшее откидное сиденье.

Михаила отпустили, дверь захлопнули. Когда Батя произносил слово «работа», они на короткий миг встретились глазами, и Михаил чуть отрицательно качнул головой.

Один из четверых деловито поднял веко Зиновию Самуэлевичу, закатал рукав. Вонзил полевой инъектор. Большой и указательный пальцы сжали мягкое пластиковое тельце, жидкость перетекла в вену. При необходимости такой штукой можно просадить двойной десантный комбинезон. Сказал что-то, за ревом и свистом винта неразборчивое. Переспросить Михаил не успел.

— На связь! — гулко квакнул динамик над головой, пришлось снова перебираться к кабине. Пол дрогнул, надавил на ступни.