Цербер

- Мы бы что-нибудь придумали. - У него было безмятежно-ангельское выражение лица.

"Но ангелы черными не бывают, - подумал Михаил, - только падшие".

- Теперь можете сказать, кого вы представляете? Ко мне прицепились из-за Лены? Но это было просто случайное знакомство. Понравилась женщина, я ей тоже подошел.

- Михаил Александрович, ей-Богу, ваши вопросы не по адресу. Вы приедете домой, вас встретят. Возможно, потом вы сможете их задать более компетентному лицу.

- Если вам даже данные на меня сообщили, значит, там, в Москве, мною серьезно заинтересовались. А если вы их и раньше имели, значит, интересуются давно. Представить не могу, в связи с чем. Спокойным прикажете быть? Хорошо, идемте. От вас, я чувствую, никакого проку не добьешься.

- Это именно то, что и я вам толкую, Михаил Александрович.

- Кто меня там встретит? - спросил Михаил, бросая салфетку на резную полированную лавку.

- Тот, кто ждет. Очень ждет.

На красной дорожке впритык к "Жигулям" пристроилась серая "Ауди". Тезка-Мишка залез в узкое пространство между бамперами, покачиваясь, зачем-то поковырял в одном из четырех колечек фирменного знака. Михаил вообще удивлялся его поведению после их схода на берег. Оно было совсем непохоже на обычно сдержанного и чуть угрюмоватого Мишку.

Павел, с высокого крыльца наблюдая за Мишкой, одновременно болтал с лиловой девицей. При появлении Жука с Михаилом девица мгновенно испарилась. Михаил даже не успел заметить, куда она упорхнула.

- По коням?

- Шеф!.. В смысле, Миша! Я сказал, пусть нас не рассаживают, только вместе! - Тезка-Мишка казался еще пьянее, чем был.

Михаил покосился на Жука.

- Да Бога ради. Только, если вы не возражаете, в "Жигулях" впереди поеду я, - сказал Жук.

- Как хошь! - разрешил тезка-Мишка.

- В машину. - Михаил, скомкав в кулак, взял его за рубашку на спине, сунул в "Ауди" рядом с водителем-Блондином.

В эту минуту из-за леса, сплошь состоявшего из кудрявых сосенок, послышался гул. Гул перерос в рев, рев - в свист, и в небе мелькнула тройка вытянутых стрелой самолетов.

- Что это?

- Это? - Жук казался озадачен отрывистым вопросом. - Там военная часть. Большой аэродром. Беспокойное соседство, конечно. А что?

- Ничего.

Над ночной тишиной месяц лег золотой...

Михаил пригляделся. Окно второго этажа было похоже, но не очень. "Визия" показывала ночь, ночью все меняется.

Месяц...

- Что с этим чертом? - шепнул Михаил, оказавшись на заднем сиденье "Ауди" вместе с Павлом. За передним подголовником болтался затылок тезки-Мишки в каскетке, которую он умудрился не потерять. Михаилу показалось, что Павел еле сдерживает смех. _

- Он мне по секрету сказал, что теперь все знает, и даже знает, что я такое на самом деле.

Он поэтому так окосел? Знаю я, как он пьет, не может быть.

- Это страх в нем играет. Меня боится. До дрожи.

- Ну-ну.

Михаилу было сейчас не до страхов тезки-Мишки.

- Хорошие места, - сказал он, обращаясь к блондину за рулем. Мелькали стройные сосны на рыжей от хвои земле. - Речка есть какая поблизости?

- В овраге, с той стороны дачи. Маленькая, но быстрая, чистая. Форель живет.

Месяц...

Михаил стиснул зубы от холода в груди. Лена. Эти ее глаза чуть раскосые.

И одиночество, одиночество, тоска, тоска...

Глава 41

Со вчерашнего дня Гоша жил в раю.

Рай еле помещался в маленькой квартире тети Нели, где в простенке между комнатой и кухней лежал Гошин тюфячок. А на тюфячке лежал сам Гоша.

Вчера, увидев рядом с собой заклеенный стаканчик "Московской", Гоша печально решил, что вот и виденица к нему явилась. У него такой напасти покамест не бывало, но от знающих людей слышать приходилось.

"Или, - думал Гоша, - заснул я, слава тебе, Господи, вот морок и снится. И хорошо, что заснул, просплюсь, полегчает маленько. Завтра, может, совсем хороший буду.

Только упаси-помилуй этот стакан пить пробовать. В руки брать, и то не надо. Морок, он чем плох - тронешь его во сне, а он рассыпется. Проснешься тогда, а на душе еще гаже, чем когда засыпал. Во сне - морок, наяву виденица".

Гоша моргал, закрывал глаза и открывал их, и не было у него ни одной мысленки залетной, и вроде бы даже полегче сделалось. День, меж тем, за окнами входил в свою силу, и спустя час примерно в дверь тети-Нелиной квартиры с запертым в ней Гошей позвонили.

"Ольга Степанна из четвертого подъезда, - недовольно подумал Гоша, в очередной раз просыпаясь. - Каркалыга старая, чего ей надо?"

Гоша решил не подавать признаков жизни. Закутался с головой в одеяло, сшитое из лоскутков в тот самый год, по странному совпадению, когда Гошу папа с мамой как раз зачали.

Каркалыга Ольга Степанна позвонила-позвонила, да и бросила. Убралась восвояси. Совсем проснувшийся Гоша вылез из-под лоскутного одеяла.

Стаканчик стоял рядышком, язычок крышки молодцевато загибался вверх. Водка мелко дрожала в такт ударам хлипкого Гошиного сердца.

"Свят-свят", - подумал Гоша, но рука его уже протянулась, и пальцы обхватили.

Больше всего Гоша боялся сейчас неловко дернуть и расплескать. От волнения и руки, и губы, и весь он прямо ходуном ходил. Сердчишко совсем заколодило.

А ни капли не пролил.