Цербер

- Лена, - сказал он. - Эти два часа я провел у своей любовницы. Так думают все. Не все, кроме моих коллег и твоих... самых близких друзей, а вообще все. Только мы с тобой знаем, что это не так. Ты поняла меня?

До Елены Евгеньевны медленно доходил смысл.

- А он? - показала на закрывшуюся дверь.

- Мой Василь Василич - это другое дело. Ему можно. Кстати, не признала ты его?

- Кажется, видела когда-то. Не помню. Он?..

- При случае я тебе расскажу. А сейчас... вот. Андрей Львович подал ей футляр тисненой кожи. Она, не понимая, приняла его, машинально нажала пружинку. Крышка отскочила.

В футляре лежало колье из невиданных дымчатых, но вместе с тем прозрачных и сверкающих камней.

- Это серые бриллианты. Чрезвычайно редкий камень. К твоим глазам должны подойти как нельзя лучше. Конечно, не Тиффани, но здесь тот случай, когда содержание все-таки важнее формы.

- Боже мой, но сколько это стоит?

- Это твой гонорар. Премия за удачно проведенный эксперимент.

- Но я не смогу это носить...

- Такие вещи, Лена, существуют не для того, чтобы их носили. Они капитал. Не абсолютно надежное вложение, но одно из. "Антарес" - это серьезно, Лена. Это в ряду самых серьезных потенциалов, которыми на сегодняшний день обладает человечество. Пожалуйста, не забывай этого. Никогда.

- Да, - глухо сказала Елена Евгеньевна, не в силах оторваться от поразительных камней.

Их было одиннадцать. Крупная, на десять, не меньше, карат "слезка" в центре и по пять уменьшающихся с каждой стороны.

"Инталье, - восхитилась Елена Евгеньевна, достаточно понимавшая в подобных вопросах, - истинное инталье! Дивная соразмерность. Цепочка простого гладкого золота, в английском стиле - "чтобы предмет остался красивой памятью, но не имел запаха денег". Однако и деньгами здесь пахнет немалыми. Хотя вещица новодел. Грань современная".

- Погоди, вот закончим серию, я тебя в кругосветный люкс-тур от Кука отправлю. - Андрей Львович улыбался, не скрывая, что говорит не всерьез.

- Очень хочу, - сказала Елена Евгеньевна. - Я попрошу политического убежища, зайдя на метр за государственную границу.

- А все-таки насчет отдельного коттеджа ты подумай, Лена. Только без эмоций, взвешенно. Никто тебя не собирается заточать. Да это и невозможно. Подумаешь?

- Подумаю, - согласилась Елена Евгеньевна-первая.

Глава 39

Спустившись, Андрей Львович снял очки и сильно растер переносицу. Без очков он совсем не выглядел беспомощным и наивным, как это бывает у большинства близоруких людей. В эту минуту он был доволен, как обычно бывал доволен правильно сделанной весьма сложной работой. Хотя, конечно, сомнения у него остались. Чертова девчонка.

Поднял в "Порше" телефонную трубку, которая здесь помещалась не между передними сиденьями, а в подлокотнике сзади. Набрал семь цифр и еще четыре.

- Срочная для "Семнадцатого", - сказал он, когда там ответили. - Любыми средствами обеспечить возвращение объекта со всеми сопровождающими. Любыми. Срочно.

"Никудышный актер", - вспомнились слова Елены Евгеньевны. Повторил вслух:

- Чертова девчонка! Подумав, он набрал еще один номер. ...В своей огромной квартире Елена Евгеньевна-вторая тщательно изучала колье, держа его распятым на пальцах перед глазами. Елена-вторая вернулась на место несколько позже, чем следовало.

"Но хоть скандала не устроила, и то слава Богу, - подумала она. - Купили тебя все-таки, глупышка. За горсть камешков и теплые слова. Ты, моя голуба, хороша, что и сказать. Вечно распустишь слюни..."

Она успела увидеть из окна, как черная машина, вывернув со двора, ушла по набережной в сторону вокзала. Лишь мельком успела, но это ничего.

"Если нам с тобой будет нужно, мы его достанем, правда?"

Прислушавшись к себе, проверила правильность своих ощущений. Все было так. Она могла.

Она уложила колье в футляр, который сунула на полку со своим бельем. Взгляд остановился на телефоне, который предательски показывал из-под подушки краешек своего бока.

Елена Евгеньевна откинула подушку, взяла трубку, ткнула в повтор, отметив себе с некоторым недоумением, что, оказывается, за эти дни никуда больше не звонила.

Михаил не отвечал.

Глава 40

Дорога.

Ему уступили место рядом с водителем, остальные набились сзади, причем рессоры лишь едва просели. Какое-то время Михаил разглядывал обилие аппаратуры - радиостанцию он узнал, мощная, вроде Батиной - перед собой и сбоку, меж сидений, затем на него напала зевота. Не все ли равно.

Дорога. Как он устал от них за последнюю неделю. ОНА начала использовать его на износ. Видно, и его существованию здесь наступает предел. Он даже ничуть не взволновался от этой мысли. Похожее не-волнение он испытывал давно, в самом начале, когда все-таки приходил ему вопрос, в своем ли он уме, да и наяву ли все происходит. Вопрос чисто риторический, как бы заведомо проходной.

"Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова". Расхожая шутка. Ему в ней нравилась та самая доля правды, а вовсе не шутки.

Михаила несколько беспокоило, что пришлось вступить в контакт если не с официальными властями, то с кем-то достаточно организованным, но это была скорее легкая досада.