Церебральный сортинг

Показателен пример рассуждений из «Белого негра» Н. Мейлера (2015): «Почти любой психопат или полупсихопат примечателен стремлением пересоздать собственную нервную организацию. Как правило, мы привыкли довольствоваться сформировавшимся в период младенчества фенотипом нервной системы. Характер этой системы напрямую зависит от воспринятых нами отношений между родителями и влияния окружающей нас социальной среды. В результате мы, то есть большинство из нас, вынуждены приспосабливаться к темпу настоящего и будущего с теми ритмами и рефлексами, что были унаследованы из прошлого. И в данном случае имеется в виду не только “мёртвый груз былых институций”, но и набор действительно неэффективных, подчас устаревших нервных цепей, которые сковывают наши способности к реализации новых возможностей и закрывают перед нами потенциально широкие перспективы роста». Последующие 60 лет после публикации этих строк подтвердили эту свежую мысль о динамике изменений социальных инстинктов даже среди маргинальных хипстеров. Поскольку изобилие никак не наступает, а отношения между людьми далеки от разумных, следует поискать скрытые препятствия на пути многообещающего прогресса.

Как всегда, проблема кроется в существовании хронического противоречия между обезьяньей сущностью нашего существования и мечтами о разумном и справедливом. Развитие системы социальных инстинктов и искусственный отбор направлены на решение биологических задач, а не на интеллектуальное развитие человечества. Прогресс, конечно, есть, но его цели абсолютно такие же, как и у любого почвенного червя. Главная цель живого организма состоит в поисках бесконечного источника пищи, беспредельном размножении и доминантности при повсеместном расселении. В решении таких задач мозг — только вспомогательный инструмент, который можно легко выбросить после успешного использования. По этой причине постоянно возникающие обременения избытком интеллекта автоматически удаляются из сообщества при помощи специального механизма.

Этот механизм можно назвать реверсивным сортингом мозга, намекая на принудительный возврат исходной конструкции. На самом деле это вполне объективный эволюционный процесс, который говорит, что глубокая специализация любого вида ставит его на грань вымирания. Наш мозг ничем не лучше, а его искусственный отбор как раз и создаёт группы людей, обладающих прекрасным, но чрезмерно адаптированным мозгом. Такая специализация сужает изменчивость и ухудшает перспективы нашего вида. Попробуем разобраться в том, как избавляется добрейшее человечество от обладателей очень важной, но слишком специализированной и устаревшей конструкции мозга.

Речь идёт о плавном искусственном процессе, а не об эффективном ускорении отбора при помощи острой гильотины или удобной виселицы.

Незатейливые, но очень консервативные инстинкты размножения имеют дурную традицию нарушаться, когда в их действия вмешиваются рассудочные процессы. Эта странная ситуация выглядит неочевидной и требует пояснения. Казалось бы, умный, изощрённый и хитрый человек имеет больше шансов стать богатым и оставить многочисленное потомство. Действительно, обладатель социально востребованного мозга становится лидером условной популяции и получает репродуктивное преимущество. Достаточно проследить несколько поколений талантливой семьи — и общечеловеческая ценность роли культурного и интеллектуального развития станет ясна. Однако в настоящее время люди часто и много мигрируют, а популяции подвергаются постоянной метисации. Ещё больше затрудняют объективность оценки вмешательства рассудка в репродукцию иллюзия информационного единства планеты и многие другие сомнительные предубеждения. По этой причине следует обратиться к более старым исследованиям, которые охватывают значительные периоды времени.

Наиболее поучительные истории начинаются в далёком прошлом. Так, из 9000 знатных родов спартанцев периода Ликурга к появлению Аристотеля осталось только 1900. Ещё интереснее наблюдения за семьями почётных граждан в свободных городах Германии. В 1368 году Аугсбург насчитывал 50 почётных фамилий деятельных и богатых граждан, через столетие их число уменьшилось до 13, а к 1538 году — до 8. В том же году популяцию записных талантов дополнили 42 фамилиями самых способных и умных, но через столетие от них осталось только 12, а от первого «призыва» 1368 года — лишь 6 семейных групп. Аналогичным образом происходило вымирание знатных граждан в Нюрнберге, где за 120 лет число умных и богатых сократилось в три раза. Такие сведения многочисленны, а их обзоры и сводки широко известны (Юдин, 1928).