Церемониальная магия

«Беспомощный, бескорыстный, беспристрастный Хасид предстал в умах публики, оказавшейся под влиянием хасидизма, как существо чрезвычайно мощное, которое может командовать силами всех стихий… Jehudah Хасид (умер в 1217 г.), хотя и был полностью убежден в эффективности магии и других оккультных дисциплин, резко противился их практике. Он, вероятно, очень ясно осознавал контраст между магом, который гордится своим положением повелителя стихий, и скромным Хасидом, который не жаждет власти ни в каком её проявлении. Но осознание им подобной опасности не помешало тому, что в его наследии магические элементы превалировали над моральным идеалом. По легенде, он предстает как носитель всех тех волшебных полномочий и свойств, от которых он отрекался с такими страданиями, и эта легенда ни в коем случае не продукт более поздних поколений; она начала формироваться уже при его жизни. В этой концепции Хасид появляется как истинный хозяин магических сил, который может получить все именно потому, что для себя ему ничего не нужно. Никогда больше в иудаизме человек, наделенный магическим даром, не был окружен таким ореолом. Это благодаря средневековому хасидизму у нас есть легенда о Golem (в евр. фольклоре – существо, созданное искусственно и наделенное жизнью) или волшебном гомункулусе (homunculus – по представлениям средневековых алхимиков, существо, подобное человеку, которое якобы можно получить искусственно (в колбе) – этой квинтэссенции духа немецкого еврейства- и теоретические основания этой магической доктрины. Согласно записям Илизара из Вормса (Eleasar of Worms, умер между 1223 и 1232 гг.), самого верного из учеников Jehudah, рассуждения о сущности Hasiduth часто оказываются рядом с трактатами о магии и всесильности тайных имен Бога. Илизар пишет, что можно найти самые старые из сохранившихся рецепты создания Golem – смесь магии символической и практической, очевидно нацеленной на создание экстатических состояний сознания».

«… В хасидской литературе средневековой Германии впервые особое внимание уделено некоторым методам мистического размышления, которые многие принимают за основу и ядро каббализма – Gematria, то есть вычисление числового значения еврейских слов и поиска соединений с другими словами или фразами равного значения; Notarikon, или интерпретация символов слова как сокращений целых предложений; Temurah, или замена символов согласно определенным систематическим правилам. С исторической точки зрения, ни один из этих методов мистического толкования не может называться Кабалистическим в строгом смысле слова. В литературе классической каббалы на протяжении тринадцатого и четырнадцатого столетий этим системам принадлежала довольно малая роль; на некоторых видных кабалистов, таких как Якоб бен Якоб Хакохен (Jacob ben Jacob Hacohen) Авраам Абулафия (Abraham Abulafia), которые придавали этим символам более заметное влияние, ясно повлиял немецкий хасидизм. Но подлинный каббализм имеет очень немного общего с этими „кабалистическими" действиями».

«… Абулафия (1240 – ок. 1291 г.) сам решительно отрицал магию и осудил заранее все попытки использовать доктрину святых имен в магических целях. В нескончаемой полемике он осуждает магию как фальсификацию истинного мистицизма; он допускает, что можно использовать магическое для себя, допускает магию духовности (magic of inwardness) – я думаю, что это и есть то общее название, которое можно было бы дать его доктрине, – но ни в коем случае не стремление к внешним, осязаемым результатам, даже если средства будут позволительными, духовными и даже священными. Такая магия, согласно Абулафии, возможна, но для него, мистика, она является проклятием… Абулафия решительно выбрал „внутренний" путь, и я думаю, что он придерживался его не менее рьяно, чем любой представитель еврейства в последующие годы. Но этот путь пролегает между мистицизмом и магией, и в силу того различия, которое, по-видимому, существует между ними, их взаимосвязь – более глубокая, чем принято считать. Есть некоторые моменты, когда вера в мистику легко становится верой в магов, и одним из них является магия духовности Абулафии, о которой я только что говорил. Хотя сам он избежал опасности незаметного соскальзывания из медитативного созерцания святых имен в магические действия, нацеленные на внешние объекты, многие из его преемников склонялись к мысли, что внутренний путь в силах изменить мир внешний. Мечта магов о господстве над природой с помощью простых слов и непреклонной веры нашла своих почитателей и сформировала многочисленные комбинации, где роль теоретической и практической магии была очень весомой. Исторически каббализм представляется почти неизменно как сочетание эти двух элементов. Доктрина о сочетании Абулафии (Hokhmath ha-Tseruf) расценивается более поздними поколениями как ключ не только к тайнам Божественного, но также и к проявлению магических сил».