Церемонии

Он завязал веревку слишком туго, в этом была его главная ошибка. Она оказалась тяжелее, чем он думал, и из-за этого узел затянулся еще сильнее. И она начала сопротивляться, когда он снял с нее платье, и от этого петля стала еще туже и придушила ее до того, как он сделал половину того, что должен был.

Да, он произнес нужные слова, нарисовал знаки на земле под ее дергающимся телом и даже присыпал труп черным порошком на тот особый манер, которому научил его Хозяин…

Но он завязал веревку слишком туго. Это было самой большой ошибкой. Она умерла раньше, чем он предполагал.

Но ему тогда исполнилось всего двадцать два, и это была всего лишь пробная работа, эксперимент. Он был еще очень молод. Он еще потренируется.

Он поклялся, что в следующий раз все сделает правильно.

Восьмое июля

Приятно снова оказаться за городом: теплый ветерок, солнце, на улице поют птицы… Провалялся в постели до полудня и просто слушал. Сарр отправился очищать от кустарника участок за ручьем, и время от времени я слышал звон косы, когда лезвие встречалось с особенно толстой веткой. Дебора оставалась поблизости, развешивала белье возле дома. (Нужно не забыть отдать ей эту пижаму и, может, постельное белье. Из-за сырости трудно поддерживать чистоту.) Потом услышал, как она работает в саду; время от времени она окликала одну из кошек, запрещая охотиться на птиц.

С большим трудом выбрался из постели. Прошлой ночью спал не очень хорошо, все время просыпался от шума, как будто по потолку бегали мыши (искренне надеюсь, что это мыши, а не крысы!)

Не знаю, когда именно я наконец встал, но я просто умирал от голода; едва заставил себя сделать утренние упражнения. Наверное, из-за того, что пропустил их вчера. Меня хватило только на двадцать семь отжиманий, хотя нужно было сделать 40. Отстаю; надо следить за собой.

До завтрака сумел прочитать всю «Кармиллу» Ле Фаню. Прекрасные намеки на запретные книги: «Magia Posthuma», «Phlegon de Mirabilibus», «Augustinus de cura pro Mortuis» и что-то под названием «Philosophicae et Christianae Cogitationes de Vampiris»[7] за авторством Джона Кристофера Харенберга. Вот бы на них поглядеть!

На завтрак яйца от наших кур. Я не заметил никакой разницы, хотя Дебора свято уверена, что деревенские яйца должны быть вкуснее городских, пролежавших с неделю на полке. Я не стал ее разочаровывать, почмокал губами и сообщил, что городские яйца не идут с этими ни в какое сравнение. Кажется, деревенским жителям необходимо время от времени убеждаться в том, что они сделали правильный выбор.

После завтрака снова взялся за книги. Начал было «Сказки» Гофмана, но отложил их; уродливые, тревожные – совершенно ничего похожего на балет «Щелкунчик». Потом, вспомнив о фаллическом образе из кошмара Кэрол и о том, что Сарр заметил за ужином, что этим летом в округе развелось необычно много змей (такой вот я везунчик!), достал с полки «Логово белого червя» Стокера – о каком-то легендарном чудовище под старым замком в Дербишире.

Поначалу смена ритма была приятной. Полагаю, повествование могло бы быть не таким простецким, но мне понравились отсылки к местной истории и упоминание местечка, которое автор назвал «рощей Дианы» (ср. посвященную Локи «Счастливую рощу» в рассказе Уэйкфилда). Но через несколько глав внимание начало рассеиваться; я не мог дождаться появления треклятого Червя, да и авторский стиль меня раздражал. В положенном порядке в книге появились все обязательные сверхъестественные штампы: друиды, обряды древнего Рима, даже обсуждение африканского вуду – но во всем этом не было ничего загадочного, никакого чувства.

В итоге я взял ножницы и баллончик инсектицида и до ужина срезал побеги плюща, которые совсем перекрыли окно. Его мелкие зеленые ростки цепляются к сетке, как утопающие – за соломинку, и почти рвут сетку, когда за них тянешь. В их цепкости, в этом безмозглом и непобедимом упорстве есть что-то пугающее. По сравнению с ним живущие в плюще пауки кажутся пугливыми: они отчаянно бросаются в укрытие среди листьев. Я убил всего несколько самых упрямых, и теперь сижу за этим старым шатким столом. За окнами темно, и только сетка отделяет меня от всего живого снаружи. Поддразниваю себя фантазиями в духе фильмов студии «Хаммер» о том, как выжившие пауки могут мне отомстить. Теперь уже жалею, что не убил всех – или не оставил их всех в покое.

Говядина с лапшой на ужин, слава тебе, господи, и яблочный пирог на десерт. Забрел в кухню немного раньше положенного. Я знал, сколько времени, но хотелось есть, а оттуда так вкусно пахло. Кошки тоже унюхали еду. Все семь собрались у задней двери в ожидании кормежки и били хвостами, а Бвада огрызалась на остальных. Пришлось растолкать их, чтобы попасть внутрь (и перешагнуть через собрание окровавленных мышей и кротов, которых они, как обычно, разложили на обозрение; я постарался особенно к ним не приглядываться). Дебора напевала какой-то гимн. Она, кажется, обрадовалась моему приходу.