Церемонии

Порот отправился вниз по склону к кукурузным полям, все еще размышляя об отъезде Фрайерса, и тут ему на глаза попалась деревянная коптильня между амбаром и ручьем. Фермер всегда избегал ее из-за спрятанного где-то внутри осиного гнезда, но теперь старое здание показалось ему вызовом, способом избавиться от яростного разочарования; так он мог сделать хоть что-то, чтобы очистить землю. Сарр взял в амбаре метлу и заглянул в небольшое помещение через полуоткрытую дверь, готовясь в любой момент отступить. К его удивлению, гнезда нигде не было видно. Только заглянув в темный дымоход, – теперь он никуда не вел, так сверху его давным-давно закрыли гонтом, – Порот заметил на балке под самой крышей бледно-серую массу, по форме и размеру напоминающую человеческий мозг.

Фермер тут же сообразил, что так просто сбить гнездо не выйдет; оно оказалось слишком недосягаемым. Добраться до него можно было только тем же обходным путем, что использовали насекомые: через приоткрытую дверь и вверх сквозь щель в потолке. Прекрасное место, чтобы прятать деньги, но у Поротов не было ничего ценного. Фермер без особой надежды ткнул метлой в дымоход, за что одна из ос тут же болезненно ужалила его в правую руку у основания большого пальца.

С решительным видом Порот ушел на заброшенное поле и принялся убирать камни, не обращая внимания на боль, но тут, как вестник к Иову, явился встревоженный Амос Райд и сказал, что тетку Сарра, Лизу Вердок, во время дойки ударила копытом корова и теперь женщина лежит при смерти. В невероятной тревоге они с Деборой сели в автомобиль и следом за Амосом поехали по дороге к городу, потом вверх по холму, к ферме Вердоков. Невероятно бледная тетя Лиза лежала без сознания на постели; ужасающее багровое вздутие у нее на виске казалось голодной тварью. Рядом сидели в изнеможении ее дочь Минна и несчастный Адам Вердок, который от горя едва мог говорить. И, видит Бог, за последнюю неделю на его долю и без того выпало столько несчастий, после того как скотина перестала доиться. Порот взглянул на лежащую без сознания женщину, и его охватил невыносимый ужас. На секунду его посетила мысль: «Если не отвезти ее в больницу, она умрет…» Но мысль эту явно подсказал ему дьявол, она была пережитком тех лет, что он провел в греховном мире вне общины. Теперь он знал, что молитва работает не хуже полированной хирургической стали.

И они погрузились в молитву. Все пятеро встали на колени вокруг постели и безмолвно молились почти час. И тогда Сарру раскрылась самая ужасающая тайна: в то время, пока остальные молились, он боролся со страхом потерять ферму, и издевательский голосок в его голове нашептывал: «Деньги… конец… прокляты!»

Из-за него священное собрание, которому он должен был посвятить себя со всей преданностью, какой достойна единственная сестра его отца, было осквернено. Вина лежала на нем одном. Он отыскал грех, но не под своей крышей, а в собственном сердце.

Сарр стоял в одиночестве, опершись на припаркованный за амбаром автомобиль. Он оглядел жалкие стебли кукурузы, которая уже стала жертвой всех возможных вредителей и до сих пор была ниже, чем полагалось к этому времени года, и впервые в жизни задумался о том, что будущее готовит для него, для Деборы, для всего Братства. Не покинул ли их Господь? Не запустил ли дьявол свои когти им в души? И если так, то чья это вина?

Порот с мрачным видом пнул землю у себя под ногами. Какая ирония, что в это воскресенье Братство собирается провести службу именно здесь! Это место совсем не подходило для благословений. Его земля была проклята.

* * *

Студент посмотрел на часы – ровно два часа дня – и открыл дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». Включил свет, пересек небольшое загроможденное помещение и отпер шкафчик, где хранились рулоны линованной бумаги. Взяв чистый рулон, вернулся в основной зал, к постоянной выставке записывающих инструментов кафедры геологии, соединенных кабелями с вертикальным сейсмографом в подвале. Еще одним ключом студент отпер большой стальной шкаф и сдвинул тяжелое стекло, защищающее самописец от пыли и помех в помещении. Бумагу следовало менять ежедневно в одно и то же время, причем быстро. В 1979 году кафедра не сумела записать одно из крупнейших землетрясений за историю центрального Нью-Джерси из-за того, что студент замешкался с рулонами.

Когда молодой человек поднял тонкое металлическое перо, на бумаге осталась неровная закорючка, как будто округу слегка встряхнуло. Студент медленно повернул металлический барабан, вытянул предыдущий рулон, установил новый и закрепил край бумаги в металлических зажимах. Вернув на место перо, он вытащил из кармана ручку и написал на новом листе несколько слов: дата, время, затухание или сила сигнала и название сейсмографической станции – ПРИН, то есть Принстон. Потом закрыл стеклянную крышку и запер шкаф.