Церковь и государство вплоть до установления государственной церкви

Замечательно также, насколько язык Мелитона связан с терминологией азиатского культа императора. Императора называли в Азии «богом», «спасителем», «миротворцем»; о его появлении говорили как об эпифании Божества. Недавно открытая в Приене надпись от 9 года до Рождества Христова, составленная местного куриею в память введения юлианского календаря и для прославления императора Августа, знакомит нас с языком малоазиатского культа императора. Вместе с тем, она с величайшею ясностью свидетельствует о влиянии, какое рано стал оказывать этот язык на церковную терминологию поклонения и почитания. Наиболее существенные места надписи гласят: «Этот день придал иной вид всему миру; мир погиб бы, если бы в родившемся ныне не воссияло для всех людей новое, всеобщее счастие. – Тот судит правильно, кто в дне этого рождения видит и для себя начало жизни и всех жизненных сил; лишь отныне, наконец, миновало время, когда надо было раскаиваться в том, что родился. – Ни от какого иного дня не испытывают столько блага каждый в отдельности и все вместе, как от этого, для всех равно счастливого, дня рождения. Невозможно подобающим образом выразить благодарность за все великие благодеяния, принесенные этим днем. – Провидение, властвующее надо всем живущим, преисполнило, на благо людей, Этого Мужа такими дарами, что Он ниспослан, как Спаситель, нам и будущим поколениям; всякому междоусобию наступит конец, и все получит великолепное устройство. В Его появлении осуществились чаянья предков; Он не только превзошел всех прежних благодетелей человечества вместе взятых, но и невозможно, чтобы когда-либо явился более великий, чем Он. День рождения Бога принес миру связанную с ним Благую Весть (Евангелие). – От Его рождения должен начаться новый счет времени». Из таких воззрений черпал Мелитон свой вывод, что между императором и Христом должна существовать своего рода «предустановленная гармония», раз они прославляются тем же самым языком и с такими же самыми предикатами.

Наконец, церковь приближало к государству еще и то, что она видела себя вынужденною вырабатывать все более прочные и исчерпывающие правовые установления. Лишь кажущимся образом, вернее, лишь на время приводило это к известному обострению отношений между ними. На самом деле усиление церкви как правового организма подготовляло ее слияние с государством, несмотря на могущие предшествовать этому слиянию резкие столкновения.

Правда, церкви вряд ли удалось достичь того, чтобы ее члены всегда уклонялись от гражданских процессов в светских судах, но она сама вмешалась в целом ряде пунктов в область гражданского права и принуждала верующих подчиняться своему церковному праву. Прежде всего она установила компетенции своих епископов и клириков с точки зрения «iura» (право) и выработала их полномочия в деле отпущения и отлучения в виде «ius». В связи с этим она выработала начала церковного процесса и установила свои наказания также и для таких проступков, которые наказывались самим государством. Затем она стала создавать правовые установления по отношению к браку и семье, отчасти противоречившие римскому праву: римский епископ Калликст считал законными браки между благородными римлянками-христианками и рабами-христианами. Наконец, отдельные общины стали приобретать недвижимую собственность и достигли того, что государство – быть может, удовлетворяясь наличностью подставных лиц в качестве собственников – фактически признало их юридическими личностями.

Таким образом, церковь, вплоть до времени Александра Севера (222-235), по веем пунктам сближалась с государством; но, как правовые организмы, оба стояли еще очень далеко друг от друга. Государство твердо стояло на том, что терпимость по отношению к нетерпимой христианской религии в принципе недопустима, – хотя многие наместники и некоторые императоры безмолвно допускали ее, – и для церкви далеко еще не настала пора действительно серьезно считаться с мыслью, высказанною Мелитоном. Только в одном основном пункте она никогда не колебалась: как во время еще не упрочившегося государственного развития монархии она ни разу не проявляла республиканских симпатий, так и впоследствии она всегда сочувствовала правящему властителю и, со своей стороны, способствовала превращению монархии в деспотию. Ее религиозное мировоззрение, по существу строго монархическое, обусловливало и упрочивало в ней монархическую точку зрения в области политики.

IV. Отношение церкви в третьем веке (прибл. 230-311) к государству и культуре

В промежуток времени 70-80 лет, лежащий между смертью Александра Севера и началом деятельности Константина, не замечается нигде движения назад в развитии отношений церкви к государству. Напротив, церковь во всех отношениях идет навстречу сближению.