Церковь и олигархия в Латинской Америке 1810—1959

Принятая в 1876 г. конституция, остававшаяся в силе до падения монархического режима в 1931 г., определяла отношения церкви с государством так: «Римско-католическая апостольская религия есть религия государства; нация обязывается поддерживать ее культ и ее служителей. Никто не может быть преследуем ни за религиозные убеждения, ни за отправление богослужения по обрядам своего вероисповедания при должном уважении к христианской морали. Запрещаются манифестации и публичные церемонии религии, кроме государственной» ¹³. Хотя Ватикан посчитал эту формулировку слишком либеральной, фактически она означала отход от конституции 1869 г., т. е. являлась уступкой церкви, которая вновь приобретает в Испании силу и влияние, хотя ее деятельность продолжает оставаться под контролем государства. От права патроната Испания отказалась только 100 лет спустя, в 1978 г.

В 1885 г. в возрасте 28 лет умер Альфонс XII, его вдова Мария-Кристина стала регентшей. В этой роли она пребывала 17 лет — до совершеннолетия ее сына Альфонса XIII, который вступил на трон в 1902 г., когда была провозглашена независимость Кубы и американские войска, оккупировавшие остров с 1898 г., покинули его.

Как же эти события в Испании отражались на положении кубппской церкви?

На Кубе церковная собственность также была отчуждена — частично распродана или поступила во владение колониальных властей. Однако здесь эти реформы не вызвали такого обострения отношений между властями и духовенством, как в метрополии. Колониальные власти по-прежнему оказывали поддержку духовенству, видя в нем один из оплотов своего могущества. Правом патроната пользовался генерал-капитан. Конкордат 1851 г. еще более укрепил традиционную солидарность между церковью и колониальными властями. Увеличились доходы епископа и всего духовенства; в 1898 г. они составляли 352 тыс. песо, в то время как на просвещение было израсходовано 280 тыс. песо¹⁴

. Церковники с возросшим рвением оказывали всемерную поддержку колонизаторам в их борьбе с национально-освободительным движением. И все же колониальная Куба не могла устоять перед новыми веяниями времени. В 1871 г. после лишения папства светской власти, когда в Испании еще существовала республика, колониальное начальство разрешило официально исповедание некатолических культов.

На Кубе церковников было сравнительно мало. К концу колониального периода их насчитывалось всего 425 человек, в стране имелось 155 приходов, 5 женских и 11 мужских монастырей ¹⁵. Креольские священники составляли меньшинство. В 1885 г. только 22 прихода возглавлялись кубинцами¹⁶

, которые, как правило, симпатизировали восставшим патриотам.

Патриоты и их противники

В целом кубинская интеллигенция (среди нее были и священники) занимала антииспанскую позицию, выступала с критикой схоластики, аристотелизма, эклектизма-спиритуализма, отстаивая в философии передовые для своего времени идеи Декарта, Бэкона, Локка, боролась за размежевание философии и теологии, осуждала работорговлю и крайности рабства, отстаивала политическую автономию острова, надеясь, что она приведет к независимости. Начиная с конца XVIII и на протяжении XIX в., пишет советский исследователь О. С. Терновой, «креольские мыслители и политические деятели, руководствуясь идеалами кубинизма, т. е. интересами своей родипы, шли вместе в решении практических задач национально-освободительного движения, а также идеологической борьбы против испанского колониализма» ¹⁷.

Часто эти деятели были вынуждены говорить эзоповским языком, опасаясь репрессий инквизиторов и колониальных властей, но тем не менее современники знали, что в их лице они имеют поборников науки и противников схоластики. Вот как, например, осуждал средневековые предрассудки Хосе Агустин Ка-бальеро-и-Родригес (1762—1835)', выступая с речью 2 ноября 1796 г. в «Патриотическом обществе» Гаваны: «На что только пе способно предубеждение! И сколь пагубна его власть! Оно