Церковь в мире людей

И уж тем более странно смотрится выдавание дня начала гражданской войны за «день согласия и примирения». Вне зависимости от оценки советского периода истории России события 7 ноября 1917 года, это — а) государственный вооруженный переворот с последовавшим затем разгоном законно избранного парламента («Учредительного собрания»); б) начало кровопролитного и затяжного конфликта (и кто скажет — когда прозвучали его последние залпы. В 1929-м? В 1941-м? В 1993-м?).

Немалая часть сегодняшних граждан России, если бы им предложили самим оказаться в Петрограде 1917-го года и сделать свой выбор, выбрали бы сторону не-большевиков. Кто-то сказал бы и белым, и красным: «чума на оба ваших дома!». Кто-то вспомнил бы слова Максимилиана Волошина: «А я стою меж теми и другими и всеми силами моими молюсь за тех и за других». Кто-то взял бы оружие в руки, чтобы остановить «красное колесо» еще при первых его кровавых оборотах…

Значит, в этом вопросе наше общество партийно (партия означает — часть). И зачем же партийный праздник делать общенациональным? Зачем навязывать не память, а именно празднование тем, для кого 7 ноября — день скорби? То не нормально, когда в один и тот же день одни люди идут на панихиды по жертвам красного террора, а другие напротив радуются тому, что эх, как нам удалось тогда прорваться к власти и свергнуть тиранов. Слишком разную оценку разные люди дают событиям того дня. И хотя бы, поэтому он не может быть символом примирения.

В истории день 7 ноября отменить нельзя. В памяти он останется. Но зачем навязывать праздничное переживание революционных событий?

Так что идею возвращения 7 ноября в ряд будней я поддерживаю. А вот другие предложения праздничной реформы вызывают у меня иные реакции: от категорического «нет» до «Да, но…».

Юрий Шевчук дал потрясающую характеристику вновь навязанных десяти праздничных новогодних дней, назвав их «январским геноцидом»: в традициях русского народа бесконечно длинные выходные обернулись беспробудной пьянкой российской глубинки…

Самое странное, что эти каникулы становятся предрождественскими. Во всем мире каникулы Рождественские, на Святках, то есть после праздника. У нас же они получатся именно пред-рождественскими: с 1 по 7 января. С церковной точки зрения это странно: именно последняя неделя перед Рождеством и есть неделя самого строгого поста и подготовки к празднику. Теперь же получится, что Рождество станет «по-празднством», похмельем. Бесконечные попсовые концерты и затертые юмористы всю неделю будут насиловать нас с телеэкранов. Под видом подготовки к Рождественскому празднику духовная подготовка к нему будет как раз сорвана. Представьте, что в месяц мусульманского поста (когда людям Ислама запрещено вкушать любую пищу при свете дня) телевидение с утра до ночи показывало бы кулинарные передачи и рекламировало винопитие. Сочли бы мусульмане такое телеменю свидетельством уважения к их религиозным традициям?

Впрочем, я знаю, как будут вести себя православные в случае появления предрождественских общенациональных каникул: они будут убегать в монастыри. Детей в охапку — и поговеть к святыням, подальше от «народных артистов». Так что государству, которое предлагает нам этот свой дар, мы скажем словами знаменитого спиричуэлса: Let my people go! («Отпусти мой народ!»; так Моисей просил египетского фараона). Дар берем. И на эти дни уходим от вас подальше.

Идея праздновать 4 ноября как день России хороша. Это день освобождения Москвы, а не захвата Варшавы. День народного порыва, а не просто властного решения. Но два обстоятельства смущают меня в этом празднике.

Первое: ведь это победа над поляками. Неужто для России это равновеликий противник? Вот он, итог века революций: мы оказались в стране, которая самой славной страницей своего прошлого считает победу над Польшой, а свое будущее освещает мечтой о том, чтобы догнать Португалию.

Второе: в дневнике некоего польского офицера тех лет я встретил следующую запись: «4 ноября русские опять пошли на приступ к Китай-городу и благодаря Богу, были отбиты… 7 ноября русские вошли в крепость с великою радостию, а в нас это вызывало великую скорбь и сожаление» [26]. А раз так — то стоило ли переносить день привычного празднества?

Но самое странное в предлагаемой праздичной реформе — это ее половинчатость: отменяя день Октябрьской революции, предлагается праздновать день революции Февральской.

Речь идет о празднике 23.02/8.03. Это одна и та же дата, просто переданная в двух календарных стилях — «старом» и «новом». Как 13 января — «старый новый год», так 8 марта — «старое 23 февраля» («Правда» писала в 1917 году: «Задолго до войны пролетарский Интернационал назначил 23 февраля днем международного женского праздника» [27]).