Церковь в мире людей

О католичестве у него самые фантастические представления – "Где место человеку, придумавшему, что если папа вынес приговор, не совпадающий с судом Божьим, то последний должен быть изменен в пользу мнения римского епископа. Кажется, так звучит?" (с. 152). Нет, не так. Совсем не так[359].

Даже об истории ереси жидовствующих у него весьма странное представление: "Все (!) типографии Литвы готовили еретические книги и под видом вещей послов возами завозили в Новгород, Москву" (с. 139). Автор книжки про "старца Антония" поставил восклицательный знак после слова "все". А я бы поставил большой знак вопроса с несколькими восклицательными знаками после слов "типографии Литвы". Дело в том, что в XV веке – веке, когда в Новгороде и появилась ересь жидовствующих (объявилась она в 1471 году), никаких типографий в Литве не было. "В начале 20—х годов XVI века Франциск Скорина приезжает в Вильно и в доме богатого белорусского мещанина Якуба Бабича основывает первую в нашей стране типографию, где издает "Малую подорожную книжицу" и "Апостол"[360].

В церковнославянском и греческом языках "старец" силен ровно настолько, чтобы перевернуть смысл богослужебного выражения с ног на голову: "ад всесмехливый начатое дело высмеивания всего Божьего, духовного доведет до конца" (с. 62). Но в аду нет места для смеха. Там место плача. Христианин же может посмеяться над обманувшимся адом. "Ад всесмехливый" значит "ад, достойный всяческого посмеяния". В "Полном церковно—славянском словаре" протоиерея Григория Дьяченко говорится: "Всесмехливый – достойный всякого осмеяния или поругания"[361]. Еще апостол Павел говорил: «Ад, где твое жало. Смерть, где твоя победа». Это некая издевка. Надо заметить, что и в некоторых апокрифах, размышляющих о сошествии Христа во ад звучит эта тема иронической издевки над сатаной.

Познания "старца Антония" в Писании видны из его призыва: "Евангелие следует понимать буквально – сказано бежать в пустыню, вот и беги, не обдумывая святые словеса" (с. 207). Но нет таких слов в Евангелии. "Старец" спутал модную ныне проповедь "Анастасии" и Евангелие[362]. Христос говорит не о бегстве из города в пустыню, а о переходе из одного города в другой город же: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф 10,23).

О пребывании Церкви в пустыне говорит не Евангелие, а Апокалипсис (вот уж книга, при чтении которой буквализм как раз опасен): "И даны были жене два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню в свое место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени" (Откр.12,14).

В пустыне, в которую "старец Антоний" призывает уходить сейчас (!) он рекомендует взять "буржуйку, лопаты, топоры, одежду, обувь – все, что поможет продержаться три с половиной года. И лекарства и спички и соль" (сс. 217—218). Однако, Апокалипсис и тут говорит нечто иное: "А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней" (Откр. 12,12). Если понимать это место буквально, к чему и призывает "старец Антоний", то в пустыне надо ждать ангелов с манной небесной, и тогда в "спичках, соли" и тайных огородах не будет нужды.

Вообще эта проповедь бегства на огороды удивляет. Зачем христианину так заботиться о продолжении своей физической жизни на лишние и страшные три с половиной года? Зачем эта забота о лекарствах, если христианин и так уж точно знает, последние дни истории космоса можно будет просто вычеркивать карандашиком из календаря, ведя отсчет от вполне ясной и последней даты (1260 дней со дня коронации антихриста)? Зачем такая забота о максимально удобном и не—мученическом проведении последних дней?

У американского писателя—фантаста Роберта Шекли есть рассказ "Битва" (подозреваю, в оригинале этот рассказ называется "Аrmageddon"). Итак близится день последней битвы, Армагеддона. К главнокомандующему генералу в бункер входит священник и от имени духовенства просит разрения принять участие в Битве Господней. А вот дальше, пожалуй, стоит привести большую цитату: