Этот вопрос, вероятно, тогда же был бы совершенно оставлен, если бы не поднял его снова сам Феофил — именно неприязнью и кознями против Аммония, Диоскора, Евсевия и Евфимия, по прозванию Длинных, которые были братья между собою и, как мы видели выше, пользовались уважением скитских любомудрствователей. Да и Феофил прежде весьма любил их предпочтительно пред прочими египетскими монахами, часто беседовал и жил вместе с ними, а Диоскора даже поставил епископом Гермополиса. В неприязненные же отношения к ним вошел он по случаю вражды своей с Исидором, которого после Нектария старался рукоположить в Константинополь. Некоторые рассказывают, что какая-то жена из ереси манихейской обратилась к кафолической Церкви, и будто бы, по неосмотрительности архипресвитера, допущена была к принятию тайн прежде нежели отреклась от своей ереси. За это архипресвитер, и кроме того ненавидимый Феофилом, был обвинен им. Но Петр, — так звали архипресвитера, — утверждал, что он допустил жену к общению по законам Церкви и с ведома Феофила, и в свидетели приводил Исидора. Случилось, что Исидор послан был тогда в Рим; но возвратившись, он действительно засвидетельствовал, что Петр говорит правду. Феофил, как бы уличенный таким образом в ябеде, разгневался и изгнал из Церкви того и другого. Так некоторые рассказывают об этом. Но я узнал от одного достойного веры человека, который в то время жил с этими монахами, что Феофил имел двоякую причину ненавидеть Исидора: во-первых общую в отношении и к Петру пресвитеру, поколику они отказались засвидетельствовать, что сестра его кем-то записана была наследницею; во-вторых частную, поколику Исидор, которому, как попечителю о бедных, приносимо было множество денег, не хотел давать их Феофилу, издержавшемуся тогда на построение церквей и старавшемуся взять их, но говорил ему, что лучше надлежащими врачеваниями восстановлять тела больных, которые с большею справедливостью почитаются храмами Божиими, и для которых собственно жертвуются деньги, чем строить стены. По этой ли впрочем, или по другой причине только Исидор, отлученный Феофилом от общения, удалился в Скит к тамошним друзьям своим монахам. Но Аммоний, взяв с собою некоторых из них, отправился к Феофилу и просил его возвратить общение Исидору. В то время Феофил охотно, говорят, обещал исполнить их просьбу; но прошло много времени, а исполнения все не было: Феофил явно обманывал их. Поэтому они явились к нему в другой раз и еще с большею ревностью настаивали исполнить обещание. Но он одного из них заключил в общественную темницу и тем думал навести страх на всех, однако ж обманулся. Аммоний и прочие с ним монахи, показав вид стражам, будто они идут к заключенным для передачи необходимых вещей, охотно введены были внутрь темницы, но, вошедши туда, не хотели выйти. Узнав о том, Феофил послал звать их к себе; но они сначала требовали, чтобы он сам пришел и вывел их; ибо несправедливо было бы, говорили, всенародно оскорбленным тайно оставить темницу. Впрочем после, уступив его требованию, пошли к нему. Феофил извинялся пред ними и, отпуская их, как будто давал заметить, что впредь не намерен подвергать их огорчениям, а между тем внутренне терзался, негодовал и замышлял сделать им зло, только недоумевал, что могло бы быть злом для тех людей, которые, ничего не ища, кроме любомудрия, презирают все, — и решился нарушить их спокойствие. Узнав из разговора с ними, что они следуют мнению Оригена и порицают тех, которые признают Бога человекообразным, Феофил привел их в столкновение со множеством монахов, державшихся иного мнения. От этого произошла между ними величайшая вражда. Рассуждая между собою без соблюдения приличия, они не считали нужным убеждать друг друга, но прибегали к выражениям оскорбительным, и одних, которые признавали Бога бестелесным, называли оригенистами, а державшихся противного мнения — антопроморфистами.
ГЛАВА 13.