Читаем Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го полностью

Обыкновенно, когда речь идет о каком-нибудь западном церковном историке, его достоинства и заслуги оценивают сравнительно. Берется обыкновенно во внимание, что сделано в науке до времени известного историка и что нового важного сделал для науки последний. Такой метод, возможный в отношении к западным церковным историкам, не возможен в отношении к Горскому. Мы совсем не знаем: кого назвать предшественниками Горского? Разве Иннокентия Пензенского? Но он был не церковный историк, а лишь составитель учебника, — но не больше. Других же историков на Руси, которые сделали что либо важное для науки общей (древней) церковной истории мы вовсе не знаем. О Горском можно говорить только само по себе, не сравнивая его ни с кем. Так мы и думаем поступить.

Мы намерены сделать следующее: во-первых, на основании нескольких, сохранившихся до нас и просмотренных нами, вступительных его лекций, указать его общие взгляды на науку, его научные принципы; во-вторых, на основании его конспектов и самой системы его чтений, ознакомить с характеристическими свойствами его академического преподавания церковной истории, его главными научными приемами; в-третьих, наконец, к предыдущему присоединим наши личные заключения и соображения о Горском, как профессоре церковной истории. Первые два отдела составим по преимуществу на основании подлинных слов Горского, комментируя их, где это будет нужно.

Вступительные лекции по какому бы то ни было предмету знакомят слушателей с pia desideria профессора, с его идеалами, стремлениями, надеждами, желаниями. Таковы вступительные лекции и Горского. Какие же идеалы предносились пред взорами его, какими стремлениями он был одушевлен, какими надеждами и желаниями исполнялся и руководился?

Горский был убежден, что церковная история, как наука, подлежит общим законам вообще исторической истины. Истина у церковного историка не есть какая-нибудь условная, которая, будучи рассматриваема с какой-нибудь иной точки зрения, оказывалась бы вещью сомнительною. Истина церковно-историческая есть истина безотносительная. Это потому, что церковный историк добывает ее, руководясь теми же способами, какими приобретается всякая историческая истина. Горский заявлял пред своими слушателями: «нет нужды говорить, что церковная история подлежит общим законам всякого исторического произведения, что она, напр., должна пользоваться источниками только достоверными»… Церковную историю Горский понимал не как сборник фактов, мертвых и сухих, но как науку, указывающую идею церковно-исторической жизни, смотрел на факты, как на внешние показатели внутренних отношений и явлений. Горский говорил, что церковная история не должна «собирать только факты, но проникать во внутреннюю между ними связь, извлекать идеи факта из самого факта». Такова должна быть, по сознанию нашего историка, церковная история вообще, таковой же она должна быть и тогда, она обзирает частные группы явлений однородного содержания. Вот слова Горского: «в каждом отделении, содержащем в себе часть церковной жизни в известную эпоху, все данные должны быть раскрываемы во внутренней их связи между собой, так, чтобы целое по возможности представляло из себя одно живое органическое развитие начал, внутри обозреваемой части жизни церковной находившихся, а не простое собрание фактов, никакой другой связи между собой не имеющих, кроме однообразности». В этих словах высказывается пред нами Горский, как глубокий историк, понимающий историю серьезным образом. История церковная должна знакомить не с фактами церковно-историческими, а жизнью церковно-исторической. Зачем приводить факт, если он стоит одиноко, ничего не объясняет в общем течении жизни, если его можно рассказать, но нельзя им ничего объяснить?

Как историк церкви, Горский отличался самым возвышенным взглядом на свой предмет, взирал на него с религиозным одушевлением. В одной из своих вступительных лекций, сравнивая историю мысли человеческой, поскольку она проявляется в философии, и историю культуры человеческой, направляющейся к всестороннему облагорожению людей и, находя, что и в этих областях, если мы отвлечемся от частностей, проявлений зла и начал, не ведущих к цели усовершения человечества, нельзя не видеть обнаружения «идеи существа Бесконечного», — Горский однако же заявляет, что наиполнейшее обнаружение эта идея получает лишь в церковной истории, поскольку «церковная история представляет Бога в самом ближайшем отношении к человечеству». Кратко и характеристично Горский выражает сущность идеи истории по сравнению с историей мысли и культуры человеческой в таких словах: «здесь (т. е. в последних областях) идея существа Бесконечного является гостьею, на время, там (в первой области) её дом».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука