Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го

Излагая свои уроки, Горский не считал делом научным наклонять свою мысль в пользу того или другого решения вопроса, если два решения имели одинаковую степень вероятности. Он просто указывал: какие факты ведут к одному решению и какие к другому, как бы предоставляя окончательное суждение самому слушателю. Это черта научного беспристрастия. Подобный пример встречается в его чтениях о гонителе христиан Марке Аврелие. Он задает себе вопрос: «Марк Аврелий Антонин был- ли гонителем христиан?» И в ответ приводит факты рго и contra мнения положительного. «Утвердительный ответ основывают, говорит он: 1) на его известном суждении о твердости мучеников христианских (προς έαυτόν, XI, 3); 2) на законах его против суеверия, к которому, думают, причислял он христианство; 3) на свидетельстве Мелитона, еп. сардийского о «новых указах» (Euseb. IV, 26); 4) на помещенном в актах мученичества Симфорианова указе под именем Аврелианова, но по всей вероятности относящемуся к Аврелию, именно Марку философу; 5) наконец на основании жестокого гонения в Лионе. — Но этому утвердительному ответу противоречит: 1) скорее можно согласить с историческим характером Марка Аврелия непрямое действования против христиан, нежели открытое. 2) Такое значение имели законы о суеверии. 3) Мелитон сам сомневался, чтобы это были законы именно императора; сам просит у него защиты как у человеколюбивейшего и любомудрейшего. 4) Акты (Симфориана) представляются не совсем не поврежденными. 5) Фемистий влагает в уста императора слова, выражающие мысль, что он ни у кого не отнимал жизни. 6) Наместник, действовавший в Лионе против христиан, испрашивает решения о них императора. К чему это, если дан определенный указ против христиан? (не видно, чтобы дело шло об одних римских гражданах, о которых обыкновенно докладывалось императору)? 7) Афинагор, как полагают, писавший апологию пред гонением лионским, в апологии просит не отмены закона, но просит обратить внимание, принять участие в христианах, не позволять их губить, просит у закона защиты.

Не всегда однако же, как в сейчас приведенном случае, Горский оставляет своих слушателей без прямого решения вопроса, когда церковная история представляет такие задачи, разъяснение которых чрезвычайно затруднительно и почти невозможно, вследствие противоречивости исторических показаний, их односторонности и темноты. Выходить из затруднения при подобных обстоятельствах может только человек много знающий, много думавший по вопросу. Горский именно таким и является пред ними. Он умеет группировать разнородное, несходное и направлять к одному решению. Если каждое в отдельности известие недостаточно для того, чтобы уяснит факт, то все в совокупности известия приводят к желанной цели — достаточного разъяснения явления. Вопрос о начале иконоборчества, вопрос о том, почему Лев Исаврянин вдруг сделался гонителем иконопочитания, остается в науке темным; вследствие нерешительности указаний, какие дошли до нас от древности. Горский, занимаясь этим вопросом в своих лекциях, тем не менее искусно соединяет разнородные сказания, касающиеся этого вопроса и приходит к такому уяснению, какого только можно желать. Вот что говорил он своим слушателям. «Производя начало иконоборчества из учений враждебных церкви, объясняли его: 1) то влиянием иудейским, 2) то сближением с мусульманством, 3) то единомыслием с павликианством. В пользу перваго приводят: а) предсказания Льву Исаврянину о престоле, данные двумя евреями под условием истребления иконопочитания; б) волнения евреев, у которых явился какой-то Мессия; в) указ Льва Исаврянина, которым предписывалось крестить евреев, и действительно крестили многих, но те выставляли особенным препятствием к обращению — иконопочитание. В пользу второго указывают: а) на изданный в 723 г. калифом Иезидом указ, воспрещающий христианам, в его царстве чтить иконы, и б) на влияние приближенного к императору Льву человека Βήσηρ (визирь?), который, попав в плен, сделался магометанином, а освободившись из плена, снова обратился в христианство. В пользу третьего — благосклонное обращение императора с павликианами, которые по началам своего учения не могли чтить икон. — В человеке, не отличавшемся религиозным расположением, — как был Лев Исаврянин, основатель новой династии, выходец из низшего класса, отличавшийся только военными дарованиями, — всего естественнее искать политических побуждений. Мусульманство стало грозно. Константинополь целый год был в осаде от сарацин (718 г.). Магометанство, возникши из стремления антиидолопоклоннического смешивало иконопочитание с идолопоклонством и видело в христианах идолопоклонников, а потому с особенною ревностью устремлялось против христиан, к покорению и обращению их. Истребление иконопочитания благовидно устраняло повод к этим завоеваниям, — и в тоже время благоприятствовало намерению обратить иудеев и привлечь к себе сильную партию павликиан».