Церковная старина в современной России

Последний год великого перелома — год 1995 — был временем своеобразного подведения итогов, отраженных в двух программных интервью — с академиком Валентином Яниным и патриархом Алексием (Ридигером)[236]. Если первый опасался грядущего разлома исторически единой российской культуры на мирскую и клерикальную, то второй требовал от государства возвратить собственным гражданам возможность молиться в некогда отобранных храмах. Перелом действительно произошел. В результате правительственных постановлений 1994–1995 гг. была выработана пусть не всегда учитывающая общественные и культурные интересы, но все-таки процедура передачи. К тому же к этому времени «рынок религиозных потребностей» оказался в значительной степени насыщен — приходам и монастырям было передано основное количество храмов, необходимых для нормальной церковной жизни.

Однако главное, что оформилось к этому моменту, — это отказ от коллегиальности, совещательности и соборности в вопросе передачи памятников церковной старины Русской церкви и их охраны. На государственном уровне функции возвращения церковной собственности были переданы от правительственной комиссии — Министерству культуры и Министерству имущества. Ни одна из общественных инициатив, предлагающих сначала обсуждать, и лишь затем передавать, так и не была реализована. Так и не возникли региональные экспертные комитеты, создание которых было предложено на совещании в Фонде культуры в январе 1991 г. Попечительские советы либо не были созданы, хотя это было предусмотрено, в частности, в отношении храмов Московского Кремля соглашением 1992 г., либо достаточно быстро прекратили свое существование, как это случилось с Научно-консультативным советом Новгородского Софийского собора, «почившим» к 1996 г.

Обещания патриарха Алексия (Ридигера) организовать Научный совет по культурному наследию Русской Православной церкви (ноябрь 1992 г.) оказались несостоятельными.

Не были созданы ни межведомственные экспертные советы, ни согласительные комиссии, ни совместные контрольные службы министерства и патриархии, предусмотренные соглашением 1994 г., так же как и в самой Русской церкви не появилась единая система учета и хранения памятников православной старины.

Искусствоведческая и архитектурная комиссия при патриархе, некогда возглавлявшаяся протоиереем Владимиром Силовьевым, и Епархиальная комиссия по архитектурно-художественным вопросам в Санкт-Петербурге во главе с игуменом Александром (Федоровым), выполнявшие декоративные функции, так и не стали серьезным надзорным и контролирующим органом. Более того, в церковной печати совершенно прекратились публикации, посвященные реставрации храмов и компетентному обращению с реликвиями и святынями, характерные для 1991–1992 гг.[237] Тема соблюдения реставрационных норм в обращении с памятниками православной культуры ушла вместе с интеллигентным председателем Издательского отдела митрополитом Волоколамским Питиримом (Нечаевым). Передача памятников вообще вышла из сферы законодательной власти и общественного мнения. Это отражало стремление чиновников разных ведомств решать вопросы кулуарно. К тому же зависимость от специалистов расценивалась епископатом как сознательное унижение архиерейского достоинства. Церковные и светские чиновники натешились игрой в соборность и демократию…

Глава V Эпоха «нового застоя»: 1996–1999

Наступивший застой не смогло преодолеть даже заключение Парламентской ассамблеи Совета Европы № 193, принятое в начале 1996 г. Вступление России в «советскую Европу» сопровождалось целым списком рекомендаций, в частности, «в кратчайшие сроки возвратить собственность религиозных организаций», независимо от того, у кого на данный момент находилось имущество. Рекомендации ПАСЕ № 1556, принятые весной 2002 г., вновь предлагали странам-участницам гарантировать религиозным организациям реституцию ранее национализированного имущества или выплату справедливой компенсации в определенные сроки.