Церковное привидение: Собрание готических рассказов

Кончался день, кончались силы у наших лошадей, лишь упорная лисица не ведала усталости. Я начал прикидывать, сколько мы проскакали и куда нас занесло. От последнего замеченного ориентира нас отделяло уже миль пять, а прежде мы оставили за спиной еще добрый десяток. Взять бы добычу, но нет! Потом солнце село. Я прикидывал, осталась ли у нас надежда. Оглянулся на Джеймса, который держался позади. Он вроде бы не совсем потерял надежду, но и его лошадь выглядела не свежее моей. Сумерки не густые, запах не ослабел, изгороди невысокие, но скачки по пересеченной местности — дело нешуточное, а она все тянется и тянется. Похоже было, что все завершится еще до полной темноты: либо потеряют след собаки, либо упадет лисица, либо выдохнутся лошади; в противном случае погоню придется прекратить с наступлением ночи. Долгое время нам не попадались ни дома, ни дороги — лишь меловые склоны в сумеречном свете, группки овец и местами темные силуэты рощ. Бывало, мне представлялось вдруг, что вечерняя заря уже на исходе и вот-вот воцарится мрак. Я оглядывался на Джеймса — он многозначительно покачивал головой. Внезапно в лесистой лощине мы заметили проглядывавшие среди дубов красно-коричневые фронтоны чудного старого дома; тут я убедился, что от лисы нас отделяют не более полусотни ярдов. Продравшись наугад сквозь заросли, мы увидели дом полностью, но ни подъездной аллеи, ни хотя бы тропинки, ни следов колес нигде не было. В некоторых окнах уже светились огоньки. Мы находились в парке, роскошном, но чудовищно запущенном, сплошь заросшем ежевикой. Лисы мы уже не различали, однако не сомневались, что она выбилась из сил; прямо перед нами бежали собаки — и высилась дубовая ограда в четыре фута. Это было бы безумием даже в самом начале, когда подо мной была свежая лошадь, а тут… Но эта головоломная погоня, какая ни разу в жизни не повторится, собаки на самом хвосте у лисы, а она, стоит мне замешкаться, навсегда скроется во тьме. И я решил рискнуть. Подпрыгнув дюймов на восемь, моя лошадь таранит грудью ограду, во все стороны летят сырые щепки — бревно прогнило от древности. И вот мы на лужайке, а в дальнем ее конце собаки налетают на лисицу. Двадцать пять миль гонки, силы лисы, силы лошадей, последние отсветы вечерней зари — все кончилось одновременно на отметке в двадцать миль. Нашумели мы изрядно, но из чудного обиталища никто не выглянул.

Со своими трофеями, головой и хвостом лисицы, я на негнущихся ногах заковылял вокруг дома к парадной двери, Джеймс же, с собаками и обеими лошадьми, отправился искать конюшню. Я позвонил в ржавый-прержавый колокольчик и долго ждал, пока дверь не открылась, позволив одним глазом увидеть холл, обильно украшенный старинными доспехами, и самого что ни на есть потрепанного дворецкого.

Я осведомился, кто здесь хозяин. Сэр Ричард Арлен. Объяснив, что моя лошадь выбилась из сил, я попросил узнать у сэра Ричарда Арлена, не приютит ли он меня на ночь.

— О сэр, здесь никогда не бывает гостей, — отозвался дворецкий.

Я указал на себя как на живое опровержение этих слов.

— Не думаю, сэр, что это возможно, — проговорил дворецкий.

Мне это не понравилось, и я требовал встречи с сэром Ричардом, пока тот не явился. Извинившись, я объяснил, в чем дело. На вид хозяину можно было дать лет пятьдесят, но висевшее на стене весло университетской гребной команды было помечено началом семидесятых, следовательно, этот рубеж он миновал уже довольно давно; лицо носило отпечаток застенчивости, свойственной отшельникам; выразив сожаление, он заявил, что ему некуда меня поместить. Он, несомненно, лгал, а кроме того, на многие мили вокруг другого жилья не было — я принялся настаивать. Немало меня удивив, сэр Ричард обратился к дворецкому, и они начали тихо совещаться. Наконец, с заметной неохотой, они признали, что смогут устроить гостя. Пробило семь, и сэр Ричард известил меня, что обед будет подан в половине восьмого. О том, чтобы мне переодеться, речи не шло: хозяин был ниже ростом и шире в плечах. Он проводил меня в гостиную, а незадолго до половины восьмого вернулся в смокинге с белым жилетом. Обширная комната была обставлена старинной мебелью, но та с годами приобрела вид не столько внушительный, сколько обшарпанный; незакрепленный обюссонский ковер подрагивал на полу; [365]в комнату тут же проникли сквозняки и загуляли по затхлым углам; безостановочное шуршание крыс говорило о том, насколько износились стенные панели; где-то далеко захлопал ставень; оплывших свечей было слишком мало, и большая часть обширного помещения тонула в сумраке. Первые слова, с которыми обратился ко мне сэр Ричард, усугубили уныние, внушенное этой картиной.

— Должен признаться вам, сэр, я вел дурную жизнь. О, очень дурную.

От такого признания, сделанного человеком много меня старше, да еще после всего лишь получасового знакомства, я едва не лишился дара речи. Выдавив из себя:

— Да что вы, — я, дабы не дать хозяину возможности развить тему, добавил: — Какой у вас славный дом.