До ланча мы бесцельно слонялись по дому и вокруг, сыграли несколько партий в бильярд, а в промежутках осмотрели конюшню, сарай для упряжи и пустой осенний сад. Миссис Ладло вышла к ланчу, но, едва он закончился, снаружи донесся стук колес, и я понял, что она укатила в Морфут. И тут ко мне снова подкралось волнение. Я остался в доме единственным ответственным лицом, а мистер Ладло мог в любую минуту впасть в безумие. Тревожно за ним наблюдая, я начал плести всякую околесицу, чтобы его развлечь. Я рассказывал байки, увлеченно разглагольствовал об охоте, отпускал вольные шуточки, от которых меня самого бросало в краску. Сначала он выглядел заинтересованным, но вскоре я понял, что бросаю слова в пустоту. Он заговорил сам — неистово, безостановочно и, надо признать, с блеском. Был бы я спокоен и имей хорошую память, то мог бы снискать себе известность — не такого, впрочем, рода, какая заслуживает одобрение представителей Церкви. Из этой болтовни можно было бы составить внушительный роман. Нет, я бы сделал больше: разработал бы новейшую философию, после которой никто уже не вспоминал бы о Ницше.[362]
Не хочу преувеличивать, но еще не было случая, чтобы чьи-то остроумные рассуждения повергли меня в столь необузданный восторг. Мистер Ладло, известный мне как рачительный землевладелец и респектабельный сельский джентльмен, предстал вдруг мрачным гением, блестящим язвительным вольнодумцем. Я не знал, что и думать, но моему восхищению не было границ. Помню, мы проходили через столовую, где стоял большой мраморный бюст какого-то римского императора, вещица, выцветшая от времени, но по-своему примечательная. Мистер Ладло остановился и начал расписывать ее достоинства. Выглядела она совершенно немудряще, однако, выслушав мистера Ладло, я бежал от нее, как от дьявола. Мистер Ладло, не замолкая, последовал за мной, и мы оказались в библиотеке.Помню, я предложил попить чаю, но хозяин не обратил внимания на мои слова. Темнело, миссис Ладло еще не возвращалась, и мне было ужасно не по себе. Я старался увести мистера Ладло из комнаты, которой страшился, но он, судя по всему, меня не понимал. Я замечал, что близится новый приступ вчерашней болезни. Библиотека, с ее чуть тлеющим камином, призрачно белыми книгами и тоскливой атмосферой, вызывала у меня отвращение. Я вынул наугад том, прочел вытисненное на корешке название: «Sancti Adelberti Certamina».[363]
Как только я выпустил книгу, мистер Ладло схватил меня за правую руку и повлек к одному из этих жутких кресел.— Близится ночь, древняя Nox Atra,[364]
каких страшились монахи. Обещайте, что не уйдете.Я слабым голосом дал обещание и в душе взмолился, чтобы миссис Ладло поскорее вернулась. Предложил зажечь лампы. Мистер Ладло попытался зажечь ту, что висела в центре комнаты, и я обратил внимание на то, как дрожали его руки. Неловким движением он опрокинул лампу, и она со стуком упала на пол. Он отскочил, странно, по-звериному, взвизгнув.
Я так испугался, что не нашел в себе мужества помочь ему, и мы остались в темноте. Я надеялся, что с улицы долетит хоть какой-нибудь звук, но весь мир будто вымер. Чувствуя, что еще немного — и я сойду с ума, я решил: пора спасаться. Бог с ними, с обещаниями, нужно выбираться отсюда. В первую очередь человек отвечает за самого себя, и решающий час для меня наступил. До чего же я жаждал очутиться в моем бедном домишке, рядом с суровой экономкой. Но как бежать, ведь этот человек сильнее, и он меня не отпустит.
Я умолял его перейти в холл, но он отказался. Тогда я измыслил хитрость. Я предложил пойти к дверям и встретить миссис Ладло. Мистер Ладло не знал, что супруга уехала, разволновался и принял мое предложение. Как прежде, он схватил меня за руку и, тяжело на меня опираясь, направился в холл. Там никого не было, очаг погас, но в дальнем конце, за стеклянной дверью, виднелось слабое свечение. Мы открыли дверь и встали на верхней ступени крыльца, оглядывая темные лужайки. Самое время для попытки вырваться на свободу. Если бы только избавиться от его хватки, я мог бы убежать через поля. Он плохо бегает и за мной не угонится, а я как раз бегун изрядный. На улице он не внушал мне такого ужаса: меня трясло только в той зловещей комнате.
Мне виделся только один путь бегства, и я им воспользовался. На парапете стоял горшок с цветочным кустиком. Я толкнул его локтем и опрокинул; горшок упал на каменные плиты и с громким стуком разбился. Как я и ожидал, мистер Ладло с криком отскочил, на мгновение выпустив мою руку. Я тут же скатился по ступенькам и припустил по лужайке к парку.