Церковное привидение: Собрание готических рассказов

Угол возле оркестровой галереи занимала громадная елка, вокруг нее собралась детвора, бросая нетерпеливые взгляды на необычные подарки, свисавшие с еще не оттаявших ветвей. На темных дубовых скамьях у камина сидели мистер Райланд с женой, еще одна седовласая дама и отец Бернард; компания была разношерстная, но веселая. Говоря коротко, старинный зал представлял собой картину во вкусе Чарльза Диккенса.

— Все замечательно, Эрл! — проговорил Хансон.

Обернувшись, я увидел, что они с Эрлом Райландом стоят возле меня.

— Вот приедет Мона, тогда и будет замечательно! — последовал ответ.

— Отчего задерживается мисс Вирек? — спросил я.

Мона Вирек, невеста Эрла, с матерью должна была прибыть в тот же день.

— Что-то я ничего не понял из ее телеграммы, — ответил он, недоуменно хмуря лоб. — Но она приедет завтра, в рождественский сочельник.

Хансон хлопнул его по спине и улыбнулся.

— Не унывай, Эрл. А вот и отец Бернард, снова рассказывал байки. Смотри, как смеется твой батюшка.

Эрл обернулся: к ним бодрой походкой приближался служитель церкви, лицо его расплывалось в улыбке, глаза лучились весельем. В покинутой монахом группе гостей царило самое оживленное настроение. Добравшись до нас, он подхватил под руку американского священника и отвел его в сторонку для приватной беседы; я тем временем думал о том, какое свободомыслие утвердилось в нашей дружной компании. Двое служителей церкви, отошедших побеседовать наедине, выглядели приятнейшей для глаза картинкой. В доме царил истинный дух Рождества.

Я направился к дубовой скамье, где забавлялись хлопушками Джастин Гринли с женой и маленькой дочкой, а с ними заодно и миссис Хансон; и тут через боковую дверь вошел молодой Лоренс Бауман.

— Вы не видели миссис Ван Эйк? — поспешно спросил он.

Никто ее не видел, и Бауман, не теряя времени, отправился искать дальше.

Гринли лукаво приподнял брови, но промолчал. Собственно, внимание Баумана к означенной особе уже вызвало некоторые толки, однако миссис Ван Эйк была давней приятельницей Райландов, и мы надеялись, что она благоразумно сбудет с рук романтического юнца, благо милых девушек среди гостей имелось достаточно.

Тут я заметил, как от двери под оркестровой галереей мне делает знаки отец Бернард.

— Вы, конечно, никому не говорили об известных нам обстоятельствах? — спросил он, когда я к нему присоединился.

Я кивнул, и монах с улыбкой обвел взглядом собравшихся.

— Вижу, из кабинета старого чародея устроили уютный уголок, — продолжал он, — но, между нами, я бы не позволял молодым людям надолго там задерживаться! — Взгляд его был серьезен. — Если Деврерз-Холл и вправду подвластен врагу рода человеческого, то, думаю, среди присутствующих он не найдет себе ни одной жертвы. Надобно вам знать, мистер Камберли, что, согласно легенде Деврерз-Холла, Маккавей Носта — или архисупостат собственной персоной — является сюда в ответ на малейшую дурную мысль, дурное слово или деяние в этих стенах! Если существует общество, ему неподвластное, то это то самое, что нынче здесь собралось! — Он сказал это как бы в шутку, скользя глазами по веселым группам гостей в большой, ярко освещенной комнате. — Но, дай Бог, все дурное осталось в прошлом.

Отец Бернард собирался уходить: как и прочая монастырская братия, он принадлежал к привилегированным посетителям, имевшим право являться и уходить, когда им вздумается. Я прошелся с ним по галерее, где успели развесить картины из коллекции Эрла Райланда. Одно из окон было открыто.

Мы глянули вниз, где под темными окнами сиял ослепительно белый ковер лужайки; морозный свет луны зажигал искрами волшебные, словно осыпанные алмазной пылью, кусты, за ними высились сказочно белые деревья. Раздались приглушенные голоса, снежную поляну пересекли двое: женщина в тускло-красном плаще с меховым капюшоном и мужчина в плотном дорожном пальто поверх фрака. Он обнимал женщину за талию.

Ничего не добавив к пожеланию доброй ночи, монах покинул меня в дверях галереи.

Но я заметил его силуэт у отдаленного окна: он на миг задержался и поднял руку в старомодном благословении.

Оставшись один в длинной галерее, я как-то растерял недавнюю веселость. Постоял немного у открытого окна, но больше никого не увидел. Сценка нескромного флирта между миссис Ван Эйк и юнцом, только что окончившим Кембридж, показалась мне неуместным диссонансом атмосфере праздника. Лужайка по эту сторону дома располагалась укромно, однако я не сомневался, что отец Бернард заметил парочку и узнал их. Я догадывался также, о чем он подумал. Медленно возвращаясь в зал под гулкий стук собственных шагов, я с тревогой думал о том же. В отличие от монаха, подверженного, вероятно, средневековым суевериям, я был от них свободен или, по крайней мере, считал себя свободным, однако при мысли о жутких трагедиях, которые видели эти стены, я не мог не содрогнуться.

Царила тишина. Когда я поравнялся с последним окном, лунный луч, пройдя сквозь цветную оконную панель, нарисовал на дубовом полу алое пятно, и я заторопился. Мне показалось, будто под паркетом разгорался огонь!