ЦеронРоман. Том II

Он закрыл глаза: Стеверс, Мартини, Нелли улыбались и кивали ему. Вздрогнув, он очнулся. Его мысль ушла к далеким островам Архипелага, к близким ему людям. Завтра годовщина договора. Выполнив договор и дав федерации жестокий урок, «КМ» становится реальным фактором. То, что О'Генри сделался рядовым членом при той популярности, которую он в короткое время приобрел, значит много. То, что старый тайный их член Мартини сейчас во главе армии, очень важно. Рано или поздно Штерн падет — всякая комета падает. Что же касается масс, на первое мая его гипноз был сорван, в глазах масс он перестал быть всемогущим. Он пользуется, безусловно, еще авторитетом, но не как мессия, а как шеф полиции, тем более опасный, что обычную комедию суда он заменил своим собственным решением, римское право заменил цыганским — захочу полюблю, захочу разлюблю.

В передней задребезжал звонок. Орлицкий встал и не спеша подошел к столу — оттуда в зеркало отчетливо была видна передняя и входная дверь, ведшая из нее на площадку. Он перевел рычаг под столом и дверь распахнулась. На пороге, с удивленным лицом, стоял Жан — за ним никого не было.

— Входите, Жан, я очень рад вас видеть!

— Да где же вы, господин инженер?

Как только Жан перешагнул порог, дверь, как будто только этого и ожидавшая, захлопнулась. Жан вздрогнул, но, взяв себя в руки, смело прошел в переднюю и вошел в кабинет.

Орлицкий, испытующе на него смотря, крепко сжал его руку и усадил в кресло. Сам он поместился напротив.

— Вы меня извините, Жан, что я вас побеспокоил, но эти пять дней болезни так вымотали меня, что я подумал, что разговор со старым приятелем будет лучше лекарства. Можно вам предложить мою любимую сигару?

— Нет, благодарю вас. Наоборот, я рад, что вы меня вызвали. Я давно хотел видеть вас, но воздерживался сам вызвать. Если бы вы не сделали этого сейчас, я пришел бы к вам сам вечером. Прочтите.

Жан расправил вынутую из кармана бумагу и протянул ее Орлицкому. Тот, насторожившись уже при первых словах Жана, осторожно взял ее в руки. Это было секретное обращение министерства внутренних дел к своим сотрудникам. В нем были напечатаны три фотографии Орлицкого. Указаны все его приметы. В самом же конце циркуляра большими буквами указывалось, что каждому сотруднику, именем правителя, дается право убить его на месте, и было добавлено более мелко — как бешеную собаку. Орлицкий несколько раз очень внимательно просмотрел листок.

— Как вы находите, г-н Жан, фотографии? — сказал Орлицкий, возвращая ему листок.

— Очень удачными!

— Значит, вы знаете все?

— Все, г-н Орлицкий!

— Давно?

— Давно!

— А полиция знает, что я здесь?

— Что вы в этом доме, знает.

— Говорите яснее, Жан, как понять — в этом доме? Жан, я отказываюсь вас понимать. Вы говорите какими-то странными загадками.

— Когда вы последний раз были на площадке?

— Пять дней назад, войдя в эту квартиру.

— Посмотрите сейчас с площадки на вашу входную дверь и вам все станет ясным.

«Провокация!» — как молния, пронеслось в голове у Орлицкого и он, вскочив, направился к приборам, бросив на ходу: «Хорошо, сейчас».

— Ванда! — раздался громкий голос Жана.

Орлицкий повернулся.

— В чем дело?

— Если бы на моем месте была Ванда, вы бы ей поверили?

— Да! — произнес, побледнев еще больше, Орлицкий.

— Она мне поручила вас охранять, зная что вы по рассеянности забудете ряд мелочей, которые вам будут стоить головы. Я ее просьбу исполнил.

Согнувшись, Орлицкий отошел от стола и пошел к выходной двери. Не колеблясь, он ее распахнул и вышел на площадку, не глядя, есть ли там кто-либо или нет. Через минуту он, захлопнув за собой дверь, бросился к Жану.

Старик плакал.

— Бедная Ванда, — шептал он, с трудом сдерживая подступавшие к горлу рыдания.

Прошло минут десять, пока оба, и старик и Орлицкий, овладели собой.

На входной двери, вместо визитной карточки: «Уполномоченный „КМ“ в федерации», была прибита большая медная доска представителя заводов Випекс.

— А где же моя карточка? на квартире 213?

— Там живет маньяк, пускай он докажет, что не извозчик.

От этой шутки легкая улыбка появилась у обоих.

— Но откуда вы знали Ванду, Жан?

— Она была невеста моего сына. Однажды я ждал его вместе с ней. Мы его дождались, но он пришел не сам, — его принесли на носилках и он скончался у нас на руках. Я думал, что Ванда сойдет с ума. Выдержала — выжила. Затем с ней случилось несчастие и вы ее спасли. Ваша вера стала ее верой. Я был в курсе дел, она мне все сообщала. Затем произошла неожиданная встреча здесь, когда она пришла к вам. Уходя от вас, она приходила ко мне и исповедывалась. Когда она пришла проститься, предчувствие мне говорило, что я ее больше не увижу. Она тоже иллюзий не строила, но, уходя, взяла с меня клятву в случае нужды пожертвовать собой для вас. В эти дни я узнал еще больше, я узнал, что недаром жил эти годы. Мне Ванда сказала, что лично видела в тайных архивах под фамилией сына отметку красными чернилами. Чересчур опасен для кандидата 10-го выборного района. А этот кандидат, как выяснила Ванда, а я потом проверил, был Штерн в начале своей карьеры.