Цесаревич Алексей

«…Самарин зачитал свою приветственную речь машинально, как то обыкновенно бывает в подобных случаях. По сравнению с ней ответная речь представляла собой разительный контраст, так как Николай был отличным оратором. Голос у него был приятный и полнозвучный и, не будучи особенно громким, был слышен по всему огромному бальному залу; его акценты и риторические паузы были настолько естественны, как будто он говорил экспромтом. Его полный задора взгляд, скользивший по собравшимся, еще более повышал очарование его слов. Царица Александра и пятеро их детей тоже присутствовали. В свои на то время примерно сорок лет она выглядела еще необычайно хорошо и в тот день определенно была самой красивой женщиной в зале. Незадолго до этого у маленького престолонаследника вновь повторилась падучая, что всякий раз вызывало отечность, затруднявшую его ходьбу; поэтому его внес казак. Его красивое лицо производило совершенно радостное впечатление, и он, как и его четыре сестры, демонстрировал такую смышленость, что при каждом публичном появлении ребенок сразу бросался в глаза».

«Всегда, когда что-то интересное, я не могу ходить!» — сокрушался Алеша в подобных случаях. Он жалел о том, что выглядит в глазах общественности слабым, даже не могущим стоять на собственных ногах, все же в следующее мгновение происходящее вновь его очаровывало, и он забывал о болезни.

Вечерний банкет для офицеров в ратуше; поминальная служба по царю Александру I, известному победой России над Наполеоном, в московском храме Христа Спасителя, который был построен на собранные народом средства; ужин для потомков участников сражения 1812 года, наконец, большой военный парад четырех армейских корпусов — 75000 человек — на Ходынке под Москвой. После посещения Исторического музея Алеша получил еще больше впечатлений о Бородинской битве.

При посещении древнего города Смоленска, подобно многим древнерусским городам живописно раскинувшегося на холме, Алеша принял участие в приеме, устроенном местным дворянским собранием. При этом в руке у него оказался бокал шампанского; незаметно от дядьки и родителей он его с наслаждением опустошил — и, предположительно, даже еще один, пока оживленно беседовал с дамами из высшего общества, и всякий раз особенно ликовал, когда из области желудка доносились булькающие шумы.

Его родители узнали об этом лишь на обратном пути из Смоленска в Москву; в течение всего путешествия Алеша, будучи в замечательном настроении, сыпал рассказами о том, как позабавился в тот вечер, и передал им суть своих светских бесед.

Между жизнью и смертью

Но на 1912 год легла еще и тень драматических событий. Это случилось всего спустя несколько недель в Спале, в русской части Польши. Ежегодно осенью царская семья отправлялась на охоту в Беловежскую пущу и Спалу, куда царь приглашал главным образом гостей, с которыми желал поддерживать не только формальные отношения. Беловежская пуща, расположенная в Гродненской губернии, считалась единственным охотничьим угодьем Европы, где помимо зайцев, лосей, вепрей и другой лесной живности водилось еще восемьсот зубров, причем охотиться разрешалось лишь на тех, которые ушли из стада.

Император Вильгельм уже неоднократно изъявлял желание быть приглашенным на охоту, но Николай упорно делал вид, что не понимает намеков. Зато на протяжении уже многих лет приглашал его младшего брата, принца Генриха Прусского, женатого на сестре царицы Александры, Ирэн. Тот же, по мнению царя, приезжал лишь для того, чтобы его самого и его окружение по поручению германского императора прощупать. И в самом деле, в одном из писем Генриха германскому кайзеру содержится характеристика царя: «Он добродушен, любезен в обхождении, но не так слаб, как часто представляется; он знает, чего хочет, и ни перед кем не пасует. Очень человеколюбивый, но хочет сохранить авторитарную систему. В религиозных вопросах настроен либерально, но никогда публично не высказывается вразрез православным взглядам. Хороший военный».

_{Из письма берлинского врача придворному врачу царя, Боткину, по поводу ставшей известной в 1912 г. болезни Алеши, с утверждением, что он сможет излечить престолонаследника от гемофилии}

Впрочем, однажды Николай проучил своего немецкого гостя, когда тот после одной организованной по его желанию парфорсной охоты[62] верхом повел себя несколько надменно, чего царь никак не мог потерпеть. Принц Генрих выказал недовольство предпринятым первым туром — в отношении гостя, который мог быть, по мнению Николая, непривычен к езде на такие дальние расстояния, он получился щадящим. После этого Николай выбрал настолько длинный маршрут, что прусский принц едва был в состоянии начать обратный путь. Это вызвало у царя комментарий: «Не понимаю, почему моряки всегда мнят себя хорошими наездниками!»