Цесаревич Вася 2 (СИ)

— Моя, — нехотя согласился полковник.

— И вот опять вы принимаете участие в вооружённом мятеже и воюете против российской армии. Впрочем, это в вину вам уже не ставится.

— Спасибо.

— Да не за что, господин де Голль. Нет смысла заводить новое уголовное дело, если для повешения достаточно старого.

— Как повешение? — не понял француз. — За что повешение?

— Я думаю, что за шею, — ответил следователь и нажал кнопку звонка, вызывая конвой. — Этого уводите и давайте следующего.

Следователь сух и вежлив:

— Дивизионный генерал Гонсало Кейпо де Льяно и Сьерра по прозвищу Сарагосский мясник?

— Да, это я, хотя с последним определением не согласен.

— Вы обвиняетесь в соучастии в убийстве восемнадцати тысяч человек путём принесения в жертву во время некромагического ритуала.

— Это были отбросы общества.

— Вы обвиняетесь в соучастии в вооружённом мятеже, направленном на свержение законной власти короля Петра Ольденбурга.

— У нас разные взгляды на будущее Испании.

— У вас разные взгляды даже на ваше будущее, — на стол легла бумага. — Ознакомьтесь.

— Что это?

— Королевский указ о смертной казни взятых с оружием в руках мятежников.

— Без суда?

— Вам нужна эта формальность, генерал? Можем устроить лично для вас, но за отдельную плату.

— То есть, меня осудят за мои же деньги?

— А что вы хотите? Люди работают, и любой труд должен достойно оплачиваться.

— Что это, Шарль? — генерал Кейпо де Льяно покрутил головой, насколько это позволили сделать туго стянутые за спиной руки.

— Это виселица, мой друг, — ответил французский полковник. — Обыкновенная примитивная виселица.

— Просто дерево и две верёвки? А как же… Нет, я не согласен!

— Наше мнение уже нигкого не интересует, генерал. А вы хотели под барабанный бой на главной площади города? И не совсем просто — есть два солдата, врач и судебный фотограф. Нам с вами достаточно.

— Тысяча чертей!

— И не говорите, мой генерал, сегодняшний день как-то неудачно начинается.

В тот же день. Испано-французская граница.

Информация, полученная от покойного полковника де Голля, позволила достойно встретить неопознанные войска неизвестного государства, одетые в форму без знаков различия, и перешедших границу в южной её части. Незваным гостям позволили углубиться на испанскую территорию на десять километров, и подвергли массированному артиллерийскому обстрелу из двухсот стволов на километр фронта. Пытающихся вырваться из-под губительного огня ждали обширные минные поля.

Вернуться назад не давали собственные заградительные отряды, укомплектованные пулемётчиками, разговаривающими на плохом французском языке с швабским акцентом.

И в тот же день корабли под флагами давно исчезнувшего Великого Герцогства Бургундия атаковали Марсель, Тулон и Бизерту. Действуя на пределе дальности своих орудий, но далеко за пределами дальнобойности пушек французской береговой обороны, они сначала потопили всё в портах и на рейдах, а потом перенесли огонь на сами города. Уже через час многочисленные пожары слились в один костёр ужасающей мощи, в котором плавились стены каменных домов.

В рубке бургундского флагманского линкора, носящего имя Карла Смелого, адмирал Николай Оттович Эссен выговаривал возмущённым варварством офицерам:

— У вас приказ, господа, и вы обязаны его выполнить. Потом желающие могут застрелиться и попасть в списки дезертиров. Семьи самоубийц будут лишены дворянского звания, а трупы самоубийц распоряжусь закопать в безымянных могилах на ближайшем же свинарнике. В этой сраной Франции есть свинарники?

— Но мы же русские офицеры… — попробовал возразить кто-то.

— Вот именно! — воскликнул Николай Оттович. — Мы русские офицеры, и, по вашему мнению, должны соблюдать какие-то там правила, чтобы понравиться любому европейскому отребью. Нас боятся, господа, но не уважают! Да уже, пожалуй, и не боятся. А чего бояться, если русские придут, потешат свою гордыню славой победителей, да уберутся восвояси? Да ещё собственные карманы проверят, чтобы случайно не прихватить чужого.

— Но Николай Оттович…

— Да, я уже много лет Николай Оттович! Русская армия брала Берлин и ушла оттуда, ничего не разграбив и не разрушив. Русская армия брала Стокгольм, ничего не разграбив и не разрушив. Русская армия брала Париж, ничего не разграбив и не разрушив. За что нас уважать, я спрашиваю? У нас репутация недотёп с гипертрофированной манией величия, готовых за лесть и похвалу свернуть горы, да ещё и доплатить за предоставленную возможность прославиться. Так было всегда, но так больше не будет, господа офицеры! А вам, князь, должно быть особенно стыдно.

— Почему именно мне? — удивился флаг-офицер капитан второго ранга князь Юсупов, пытавшийся возражать адмиралу Эссену.

— Перед предками стыдно, — пояснил Николай Оттович. — Ведь это они вырезали целые города при малейшем сопротивлении и уничтожали целые народы? Кстати, отправьте на Лазурный Берег «Герцогиню Шарлотту» в сопровождении крейсеров, и смешайте с камнями Канны, Ниццу и Монте-Карло.

— «Герцогиня Шарлотта» это…

— Не помню. Да обзовите так любой линкор и отправляйте.