Цезарь

В этот момент союзники, прибывшие на помощь Помпею, все эти всадники из Галатии, Капподокии, Македонии, Кандавии, лучники из Понта, Сирии, Финикии, рекруты из Фессалии, Беотии, Ахайи и Эпира, закричали в один голос, но на разных языках:

— Мы проиграли!

И, развернувшись, ударились в бегство.

Правда, Помпей сам показал им пример.

Как?! Помпей? Помпей Великий?! Ну да, разумеется!

Почитайте сами Плутарха, я даже не хочу обращаться к Цезарю. И запомните еще одно: бегство заняло у него куда меньше времени, чем ожидание всех этих событий. Видя свою конницу рассеянной, он, нахлестывая коня, галопом помчался в свой лагерь.

Почитайте Плутарха:

«Трудно сказать, какие мысли обуревали его в тот миг, но он совершенно уподобился безумцу, потерявшему способность действовать целесообразно, забыв даже про то, что он — Помпей Великий. Не произнося ни слова, не отдавая никаких распоряжений, ни последнего приказа, он отступил и направился в свой лагерь, в точности похожий на Аякса[386]. Помпею очень подошли бы следующие стихи Гомера: «Юпитер, владыка всевышний, сидя на троне высоком, страх ниспослал на Аякса. И он остановился смущенный, забросив свой щит семикожный. И выбежал из толпы враждебной, озираясь, словно затравленный зверь».

Может ли это быть? Помпей!..

Добравшись до лагеря, он крикнул командирам, стоявшим в карауле, так, чтобы услышали и солдаты:

— Позаботьтесь об охране ворот! Я пройду по лагерю, отдам везде этот приказ!

Затем он вошел в свою палатку, потеряв надежду на успешный исход сражения и безмолвно ожидая развязки.

LXVIII

Дальнейший ход событий можно предугадать с легкостью.

Слухи о бегстве союзников, их крики на десяти языках «Мы проиграли» быстро разнеслись по всей армии и полностью дезорганизовали ее. Тут-то и могла начаться резня.

Но Цезарь, видя, что сражение выиграно и счастье на его стороне, собрал всех горнистов и прочих, кого только мог найти, и разослал их по полю битвы с приказом трубить и кричать:

— Прощение римлянам! Убивать только чужаков!

Услышав это короткое, но столь выразительное заявление, солдаты Помпея останавливались и поднимали руки перед наступавшими воинами Цезаря, готовыми нанести смертельный удар. Они бросали оружие и кидались в объятия бывших своих товарищей. Можно сказать, что чуткое сердце Цезаря поселилось в каждом из его воинов.

Все же некоторое число помпеянцев последовало за своими командирами, которые отчаянно пытались их перегруппировать. Кроме того, в лагере Помпея еще оставалось около двух-трех тысяч людей. Многие, бежавшие с поля боя, нашли там убежище, и в лагере можно было снова сколотить армию, не менее многочисленную, чем армия Цезаря.

Цезарь собрал своих солдат, разбредшихся по полю сражения. Вновь объявил побежденным о своем прощении и, хотя уже настал вечер, а сражавшиеся с полудня люди были крайне изнурены, в последний раз воззвал к их мужеству и повел на штурм неприятельского лагеря.

— Что это за шум? — спросил из палатки Помпей.

— Цезарь! Цезарь! — кричали его солдаты, в ужасе разбегаясь.

— Как?! Неужели он дошел до моего лагеря?! — воскликнул Помпей.

И, поднявшись, отбросил в сторону боевое снаряжение полководца, оседлал первую попавшуюся лошадь, выехал через задние ворота и галопом направился в сторону Лариссы[387]

. Его солдаты оборонялись куда мужественнее своего главнокомандующего.

В лагере находились в основном вспомогательные силы, состоявшие из фракийцев. Они, видя, как проносятся мимо беглецы, бросающие не только оружие, но и знамена, тоже начали думать о бегстве и устремились вслед за ними. Поздним вечером лагерь был взят. Бежавшие нашли прибежище в горах.

Победители вошли в лагерь и увидели накрытые столы, уставленные золотой и серебряной посудой. Каждая палатка была увита миртовыми ветвями и цветами, а палатка Лентула казалась полностью сотканной из плюща. Все это выглядело очень заманчиво для людей, сражавшихся целый день, но Цезарь напомнил, что лучше сначала окончательно разделаться с врагом, и они воскликнули:

— Вперед!

Цезарь оставил треть людей охранять лагерь Помпея, еще треть поставил на охрану своего лагеря, а остальных направил более короткой дорогой, чем та, по которой уходил враг. Таким образом уже через час он отрезал ему отступление.

Бежавшие были вынуждены остановиться на возвышенности, у подножия которой протекала река. Цезарь немедленно занял оба берега реки, чтобы преградить врагам доступ к воде, заставил четыре тысячи солдат копать ров между занятой помпеянцами высотой и рекой.

Тогда, умирая от жажды и видя, что путь к отступлению им отрезан, к тому же ожидая в любую минуту атаки с тыла, помпеянцы отправили к Цезарю парламентеров. Цезарь заявил, что завтра с утра он готов принять от их стороны документ о сложении оружия, а кто желает пить, пусть приходит и утолит жажду.