Цезарь

Цезарь вовсе не собирался принимать бой по двум причинам: во-первых, оставалось два часа до наступления ночи и тогда преимущество было бы на стороне египтян, так как они лучше знали морской берег; во-вторых, потому, что некоторые его солдаты сражались только ради того, чтобы Цезарь видел их храбрость, и в темноте воевали бы значительно хуже.

Заметив, что к нему направляются вражеские галеры, Цезарь повернул к берегу. Но так случилось, что одна галера с Родоса не могла угнаться за остальными и ее быстро окружили сразу четыре вражеские галеры и несколько лодок.

Цезарь, разумеется, мог оставаться в безопасности, предоставив галере выкручиваться самой, не будь он человеком, не щадящим себя. Поэтому он направил свою галеру прямо к атакованной, изо всех сил спеша на помощь. Во время боя, который длился час, Цезарь сражался как простой матрос. Они захватили одну галеру с четырьмя рядами весел, потопили другую и вывели из строя третью — остальные вражеские суда в страхе отступили.

Цезарь, воспользовавшись смятением врага, взял на буксир загруженные галеры и с помощью весел, идя против ветра, вошел с ними в порт.

Такого рода бои с переменным успехом повторялись ежедневно. Иногда Цезарь бил египтян, иногда египтяне — Цезаря. Однажды его галера была так плотно зажата, а сам он стал такой удобной мишенью для вражеских стрел, метивших в его пурпурную тогу, что был вынужден снять ее, броситься в море и проплыть около трехсот метров, гребя только одной рукой, так как в другой держал над водой свои записные книжки. Его пурпурная тога попала в руки египтян.

Все это происходило на глазах Клеопатры, словно в средние века, когда рыцари скрещивали копья за своих возлюбленных. Цезарь затеял такой же турнир здесь, в этом безумном и коварном городе Александрии, городе легкомысленном, подобно Афинам, и суеверном, подобно Мемфису.

В это время к Цезарю прибыли посланцы противника. Египтяне доводили до его сведения, что им надоели своевольное правление Арсинои и жестокая тирания Ганимеда, который был всего лишь вольноотпущенником, а потому, если Цезарь соблаговолит вернуть им Птоломея, они, обсудив с ним интересующие обе стороны вопросы, могли бы предложить мир.

Цезарь знал коварство этого народа, но надо же было чем-то закончить этот поход — пока он развлекался битвами в этом уголке мира, остальной мир выскальзывал у него из рук, он это чувствовал. Он послал за Птоломеем и, взяв его за руку, показал, как доверяет ему, отправляя к его солдатам, а также попросил обратиться к его подданным с призывом покончить с раздорами. Молодой царь принялся плакать и умолять Цезаря не гнать его от себя, уверяя, что присутствие Цезаря ему дороже царствования.

Цезарь, которому не были ведомы фальшь и жестокость, обнял его, как обнял бы собственного сына, и приказал сопроводить Птоломея до аванпоста. Но не успел юнец прибыть туда, как слезы на его глазах немедленно высохли, он снова разразился угрозами, а затем так энергично повел войну против Цезаря, что тот окончательно понят: с этого момента у него появился еще один непримиримый и жестокий враг.

К счастью, как вы уже, вероятно, заметили, Цезарь не любил пересчитывать своих врагов.

LXXIV

Все так и шло бы своим чередом, если бы однажды Цезарь не узнал, что Пелузий, где находились основные вражеские силы, попал в руки одного из его легатов. Действительно, Митридат Пергамский, которого Цезарь очень ценил за сообразительность и большой опыт в военных делах, прибыл по суше со стороны Сирии и Киликии с большими силами.

По просьбе Цезаря, еще в начале этой войны, длившейся вот уже более семи месяцев, он обратился к чувству долга союзнических народов, собрал войско и теперь прибыл с двадцатичетырехтысячной армией. Он, конечно же, понимал, что Пелузий был не менее важным стратегическим объектом на суше, чем Александрия на море, а потому атаковал город так яростно, что после третьего или четвертого штурма захватил его.

Оставив там свой гарнизон, он направился к Цезарю, попутно с легкостью покоряя различные общины, встречавшиеся на его пути. Добравшись до дельты Нила, он очутился лицом к лицу с большим войском Птоломея.

Это была половина армии, отправленная сюда молодым царем. И поскольку ее солдаты хотели получить всю славу и все почести, то, не успев прибыть по Нилу, решили атаковать противника, не дожидаясь, как советовал царь, второй половины, которая шла берегом реки.

Митридат укрепился, как это было принято у римлян. Египтяне подумали, что римляне трусят, и обрушились на лагерь со всех сторон. Видя, насколько опрометчиво они действуют, люди Митридата неожиданно появились из всех ворот лагеря, окружили врагов и перебили всех до единого, даже не зная местности и того, что рядом находится их флот.

И Цезарю, и Птоломею сообщили об этом одновременно, и они одновременно направились туда со всеми имеющимися у них силами: Цезарь, чтобы закрепить победу, Птоломей, чтобы исправить положение.