Когда Помпей боролся за то, чтобы Цезарь стал проконсулом Галлии, Катон бросил ему фразу:
— Ах, значит, вот как, Помпей? Тебе надоела твоя слава и потому полез в ярмо Цезаря? Я понимаю, пока ты этого не замечаешь, но когда глаза твои раскроются, когда начнешь понимать, когда заметишь, что более не в силах этого выносить, тогда и бросишь его на растерзание Риму. Тогда вспомнишь предупреждение Катона и поймешь, что действовал он честно, справедливо и исключительно в твоих интересах.
Помпей лишь пожал плечами и двинулся дальше. Если находишься выше молний, как они могут в тебя попасть?..
После того как Клодия избрали трибуном, тот понял, что никогда не станет хозяином Рима, во всяком случае при Катоне. И он послал за ним.
Катон подчинился. И это он, отказавшийся прийти, когда его звал сам царь. Катон был олицетворением законопослушания: его звал трибун, и его мало волновало, кто является трибуном — Клодий или кто другой. Просто Катон пришел на вызов трибуна.
— Катон, — сказал ему Клодий, — я считаю тебя самым честным и чистым человеком в Риме.
— О! — воскликнул Катон.
— Да, — кивнул Клодий, — и я хочу доказать тебе это. Многие просят отдать им Кипр, но я думаю, что единственный человек, достойный этого, — ты. Я предлагаю тебе…
— Ты мне предлагаешь Кипр?
— Да.
— Мне, Катону?
— Тебе, Катону.
— Отказываюсь.
— Почему отказываешься?
— Потому что это западня. Ты хочешь удалить меня из Рима.
— Ну и что из того?
— Но я хочу остаться в Риме.
— Тогда, — сказал Клодий, — хочу предупредить тебя: не желаешь отправиться на Кипр добровольно — отравим силой.
И, немедленно выйдя перед народным собранием, проголосовал закон о назначении Катона губернатором Кипра. Никакой возможности отказаться не было, Катону пришлось согласиться.
Случилось это как раз во время скандала с Цицероном. Катон отправился к Цицерону и попросил его не предпринимать ничего такого, что могло бы спровоцировать восстание, затем уехал. Но Клодий не предоставил ему ни кораблей, ни солдат, дал лишь двух писарей, из которых один был прожженным бандитом, а другой — человеком Клодия.
Катон получил приказ прогнать с Кипра Птолемея — не следует путать его с Птолемеем Авлетом[281], игравшим на флейте, царем Египта — и вернуть в Византию[282] тех, кто был некогда изгнан оттуда. Это задание должно было удержать Катона в отдалении от Рима в течение всего того времени, пока Клодий был трибуном.
Имея весьма скромные возможности, Катон решил действовать осторожно. Он остановился на Родосе, выслав вперед своего друга по имени Канидий, чтобы тот уговорил Птолемея сдаться без боя.
Тут с Катоном случилось то же, что и у Помпея с Митридатом: Канидий принес весть, что Птолемей отравился, оставив после себя несметные богатства.
Как мы уже говорили, Катон должен был посетить и Византию. Что осталось бы от Византии, если бы все ее богатства попали в чужие руки?
Он присмотрелся к своему окружению и остановился на племяннике своем Марке Бруте.
Мы впервые упоминаем имя Брута — сына Сервилии и племянника Цезаря. Огромная роль, которую он позднее сыграет в нашей истории, заставляет нас несколько задержаться на этой персоне именно теперь, когда о нем зашла речь.
Бруту в ту пору было около двадцати двух лет. Он утверждал, что происходит из знаменитого рода Юния Брута[283], которому римляне соорудили на Капитолии бронзовую статую с обнаженным мечом, символизирующую уничтожение им навсегда власти Тарквиниев[284]. Однако его родословная будет постоянно оспариваться в генеалогических изысканиях того времени.
И действительно, как он мог происходить из этого рода, если Юний Брут приказал обезглавить обоих своих сыновей? Правда и то, что философ Посидоний[285] упоминает, что у Юния Брута был третий сын, который по причине юного возраста в заговоре не участвовал, а потому, пережив отца и братьев своих, вполне мог оказаться прадедом Марка Брута.
Не признававшие этого родства римляне говорили, что, напротив, Брут был из плебейского рода, сын некоего Брута, простого интенданта, чья фамилия лишь недавно возникла на римских холмах.
Сервилия, мать Брута, утверждала, что ее род восходит к тому самому Сервилию Ахалу[286], который, увидев, что Спурий Меллий прибегает к тирании и подталкивает друзей своих к бунту, вооружился кинжалом и отправился на Форум. Там, убедившись, что все, о чем он слышал, правда, Сервилий с такой яростью вонзил кинжал в Спурия, что несчастный тут же рухнул замертво.
Это произошло примерно за триста восемьдесят лет до описываемых событий, а точнее — в 438 году до нашей эры. Эта часть родословной Брута воспринималась многими как реальность.
По натуре своей молодой человек был мягок и серьезен. Учился философии в Греции, прочитал и сравнил всех философов и выбрал себе в качестве образца для подражания Платона[287]. Очень уважал Антиоха Аскалонского, главу старой Академии, и подружился с его братом Аристом[288], с которым часто обедал.